Сибирские огни, 1966, №1
— Не беспокойтесь, Олег Иванович, честное слово, не из таких: взялся, т ак до конца стоять буду! — Тебе, наверно, можно верить — И Бессонов протянул Каткову пухлую, в шрамах , руку.— Держи . Порешили? — Порешили. — Так-то оно лучше — сразу.— Бессонов, ссутулившись, ходил по комнате — думал... Был он на днях свидетелем одной интересной сцены. Когда из бригады Пантелеевича собрались увольняться сразу пять каменщиков, Н а т ал ья Голубь попросила разрешения позвонить в горком комсомола из его кабинета. Спросила: «Как быть?» Бессонов не знал, кто там труб ку взял, но ответ слышал. «Передай им, чтобы не мудровали! — кричал парень из горкома.— Коммунизм строим! На нас страна смотрит!» — и дальше в том же духе. У На тальи (ведь мухи не обидит девчонка) д аж е руки затряслись. «Они,— ответила,— про то не хуже нас с тобой знают. Ты можешь по-человечески? У них заработков нет. Заработков! Ясно?» Вот и не знал Бессонов, как ему надо было реагировать. Вроде и права Наталья ... только ведь... с другой стороны... Сейчас ему захотелось ска зать об этом Каткову, узнать его мнение. Но решил промолчать. Стал слушать Вадима. — Видите ли,— говорил тот,— когда я приехал сюда, я, естественно, задумался , с чего начать и где главное. В нашем положении это должен решить для себя каждый . У меня, конечно, есть кое-какие навыки, но только общие, так сказать. А здесь нужно учиться и искать заново. Вот первое: почему все-таки от нас уходят люди? Трусы? Есть и такие, но их, право же, немного. И потом не все же герои в конце концов. Глупо ведь требовать подвига от каждого. Мы на перронах для них зажигательные речи говорим — про рубежи семилетки, про освоение тайги... Ночевки у костра, медведи... Это — из плохих книжек. Двадцатилетний едет сюда с верой и желанием , ударами сердца отсчитывает километры — ведь ему внушали, что он здесь просто необходим, и он хочет немедля ринуться в самую гущу событий, необычайных, захватывающих . Д а . И с чем встре чается вплотную? Не везде, конечно, а вот у нас. С чем? Простои, мытар ства, копейки в получку, копейки в аванс. Добавь те сюда верстовые очереди в столовой. И ни кино, ни радио, ни клуба хоть никудышнего. Совнархоз все обещает. Д а и не только он. А на деле? И человек быстро теряет чувство нужности своей, если так можно выразиться, начинает носить московскую прописку в паспорте, как мировую скорбь. Ему при ходит в голову, что он нам великое одолжение сделал, понимаете? Бессонов опять выпятил нижнюю губу. Он всегда так выпячивал губу, когда сердился или думал. — Н-нн-да-а... Вадим ожесточенно потер лоб. — Мы не должны за культурой в деревню ходить, мы ее туда нести обязаны — культуру. Не поножовщину. — Ковылко опять вспомнил? — Я всегда о нем помню.— Вадим раздвинул занавески на окне, уперся локтями о подоконник и засмотрелся в ночь. Из-за пояса у него выбилась модная клетчатая рубаха. «Саша Ковылко... Первый комсорг...» ...По просьбе стройки в совхозе (это за семь километров) кино кру тили чуть ли не круглые сутки, но и туда теперь никто не ходил: весной еще, когда на площадке! только разворачивались работы, там убили Сашу Ковылко — предшественника Вадима.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2