Сибирские огни, 1966, №1

нет в этом доме, который никогда, даж е в отсутствие хозяев, не запирают, традицион­ ного уюта. Но черт знает как свежо, как легко здесь дышится! Мы расстались на полпути в долину. Грузовик остановился, тяжело осев в суг­ робе, и Александр стал ладить лыжи — он при мне заботливо смазал их накануне. Я уезжал в Чару, на аэродром, а его путь уводил в сторону, по снежной целине. Он торопился к своему вулкану. Рассказ о невстреченном чудаке Теперь мне грезятся горные вершины, о которые на тысячи брызг разбивается солнце. Снежные пики, высокие и чистые, как мечты доброго человека. Стоит только закрыть глаза — и вновь охватывает щемящее чувство обновленное™... Я еще не знал, что человек, чьи отрывочные записи случайно попались мне, трое суток тащился в Намингу на дребезжащем загнутом листе железа, прицепившись к трактору. Я почти ничего не знал, и несколько тетрадных листков уводили меня в романтичный и красочный мир, где до последнего времени хозяйничали лишь медведи д а охотники. И я шел вместе с этим человеком по отвесным тропам над водопадами, карабкался по скалам, замирая в распадках, боясь спугнуть лавины, знакомился у костра с боро­ датыми геологами. Это был рассказ о первом периоде завоевания Удокана, записки пристрастного, ревниво влюбленного человека, живо и тонко чувствующего эпическую красоту Се­ вера. Он пришел сюда давно, лет за восемь до того, как попала мне в руки часть его записей. Нет, сначала я увидел фотографию. В конторе экспедиции слева от входа висит фотопанорама поселка, склеенная из нескольких листов глянцевой бумаги. — Чудак,— сказали мне о фотографе.— Вечно с «федиком» не расставался. К^к мальчишка. И других заразил: фотовыставка у нас была — «Год работы Удоканской экспедиции». В се он... Потом я увидел посаженные им молодые тополя. Возле скромного домика на главной улице поселка. — Такой чудак,— снова говорили мне,— Кругом лес, а он деревья вздумал са­ жать. У нас в поселке почвы-то подходящей нет, так он, верите, ведрами землю натаскивал. Руками разглаживал. Тополя откуда-то из-за речки принес, и они сразу принялись, зазеленели. А он все не угомонится, грядку сообразил на вечной мерзло­ те. «Заставим, говорит, и у нас овощи расти...» Вечером я зашел в школу-восьмилетку. Приземистое здание с большими окна­ ми и длинным гулким коридором. И вдруг узнал, что он был почетным пионером этой школы. Директор Мария Ивановна, худенькая, женщина с тонким интеллигентным лицом, вспоминала, как на одном родительском собрании он вызвался подтянуть не­ дисциплинированный пятый класс. Как стал в этом классе вожатым. Как учил ребят стрелять из тозовки и выдумал соревнование за успеваемость по вымпельной системе. Как возил своих питомцев к буровой скважине. И вытянул-таки злополучный пятый класс. Это уж е становилось интригующим. На пути моем упрямо появлялся какой-то ни разу не встреченный человек. Какой-то хороший чудак — из тех, что умеют дарить радугу. Потом и услышал его голос, отчетливый, страстный, слегка глуховатый, богатый интонациями и убеждающей силой. Но я так и не увидел его. И уж е никогда не уви­ жу. Орест Бизяев погиб. Но еще не раз оказался я лицом к лицу с памятью о нем. Я ступал по призрач­ ной тропе, по следу, зыбкому и светлому, как лунные блики на речном перекате. След пролегал через людские сердца, и его волнующая нематериальное™ стоила иных памятников.