Сибирские огни, 1963, № 10

того года. Придет время — она превратится в горячую. Придет час, насту­ пит минута... Демид опрокинул в рот рюмку, усмехнулся: •— А ты: зачем об Маутхаузене рассказываешь... Придет время, снова немцы понастроят концлагерей. Немцы в Христа, говорю, верят. А Христос давно ходит по земле незримо, готовит силы для последнего справедливого суда... Бери, что ли, рюмку. Так как же, дошло? — Спасибо за лекцию, — Устин почесал в бороде. — Доходчиво все объяснил, как школьнику. — Морозов сжал в кулаке рюмку, точно хотел раздавить ее. — А только, ты думаешь, я сам, что ли, ничего этого не по­ нимаю? Конечно, кой-каких статеек твоих я в глаза не видал. Но... газетки все же почитываем.. А в них... — Что в них? — предостерегающе поднял голову Демид. — В совет­ ских газетах — одна голая пропаганда, бахвальство сплошное. — Пропаганда? — переспросил Морозов и покачал головой, будто жалея Меньшикова. — Ты не считай других-то дурнее себя. Все ж таки кое об чем я способный пока и сам думать. Раньше, когда мы с ' тобой молодыми были, Россия только против нас на дыбы встала. А теперь весь мир, вся земля. Вот тебе и пропаганда. Вот тебе и бахвальство. — Не вижу что-то... — начал было Меньшиков, но Морозов перебил его, вскрикнул: — Врешь! А что делается в Азии, Африке, на Ближнем и Дальнем Востоке — ты не видишь?! Что ни месяц, — то новый народ освобождает­ ся из-под власти прежних властителей... — Это еще надвое бабушка нагадала. — А хоть натрое, хоть напятеро... Там все кипит, как в котле. И рано или поздно... Э-э, да разве ты поймешь... — Тоже мне, политик, — сказал Демид, усмехнувшись. — Чего тебя Африка беспокоит? Куда чернокожие негры из-под власти белых денутся? С чем они против пушек пойдут? С кулаками? — А в России с чем против цушек шли? Вопрос прозвучал так неожиданно, что Демид, растерявшись, хлоп­ нул глазами раз, другой... — Вот то-то и оно, — ядовито продолжал Устин. — Я читал недавно в газетке — в стране Японии народ требует главного правителя снять. Фа­ милию забыл его — кошачья такая фамилия... — Киси, — подсказал зачем-то Демид. — Ага, кошачья, говорю... А у него, поди, пушки-то тоже есть. И у корейского есть. А пишут, сбежал из страны. Что же он не стрелял из своих пушек, чтоб утихомирить народ? Умолкнув, Морозов ждал ответа минуту, другую, глядя прямо в мут­ новатые от времени глаза Демида. И не дождался, спросил: — Чего молчишь-то? Или нечего отвечать? Или опять скажешь — пропаганда все это советская? — Эх, Уст.ин, Устин... — шевельнулся, наконец, Меньшиков. — Да все это ведь шибко сложно... Вон ты в какие дебри залез! Тут сложная политика... — А ты не юли! — опять повысил голос Устин. — Никаких тут слож­ ностей, все понятно, как дважды два. Вон в самой Америке во всех горо­ дах рабочие бастуют, а пушки что-то тоже против них не выдвигают. По­ пробуй, выдвинь. Разок—другой она еще стрельнет в народ, а потом — куда? То-то и оно... И так — по всей земле, по всем странам. А то — дебри... Лоб у Морозова взмок. Он вытер его ладонью, заговорил спокойнее, рассудительнее, сам прислушиваясь к своим словам и будто удивляясь им: — Нет, Демид, кончилась наша надежда. Зря мы сидели в норах и