Сибирские огни, 1963, № 10

Они выпили, Демид наполнил рюмки снова, встал и прикрыл плотнее дверь, куда ушли девушки. — Так вот, Устин Акимыч... — начал Меньшиков, вернувшись к сто­ лу. — Демид действительно умер где-то, пропал бесследно, размолола его история в порошок, ветер разметал по белу свету, время стерло его имя в памяти людей. — Красиво говоришь. Где так научился? — Просто занимался самообразованием. — Вон как! Сейчас-то ты кто? — Есть такая фамилия немудрящая — Кругляшкин. Вот я и есть — Дорофей Кругляшкин. — Я не про фамилию. Кто ты теперь, чем живешь? Вижу, — Устин кивнул на стол, обильно уставленный закусками, — не сильно бедно живешь. Демид, как бы раздумывая, говорить или нет, глубоко втянул в рот нижнюю губу, смачно пососал ее. Потом отпил из рюмки, проколол вилкой небольшой соленый огурец и понюхал. «Сейчас потрогает его губами, как когда-то пучок лесных цветочков, и так же бросит через плечо»,— подумал Устин. Но Демид вдруг целиком засунул ядреный огурец в рот и принялся с хрустом жевать. — Хороший засол, ах, хороший, — крякнул Демид. — Не перевелись, видно, в Сибири мастерицы соленья готовить. И снова пососал нижнюю губу. «Не растерял, значит, зубы-то, крепкие еще у дьявола», — опять по­ думал Устин. А вслух проговорил: — Выходит, не хочешь все прямо сказать... — Что ты, что ты... Какие могут быть тайны меж нас, — Демид вытер платком вспотевшее лицо. — Слуга господень я. Устин бросил в тарелку кусок курятины, вытер пальцы салфеткой. —Эт-то — ловко ты... Поп, значит? Отец Дорофей? — Ну вроде бы... — Обедни служишь? Проповеди говоришь? — Случается... — Демид ткнул вилкой еще один огурец и понес в свою тарелку. Огурец был крепкий, тяжелый, — он соскользнул с вилки и упал на скатерть. Демид тотчас проколол его снова насквозь и, придержи­ вая пальцами другой руки, переволок, наконец, к себе. — Утешаю в горес­ тях, благословляю в радостях. — Понятно, — усмехнулся Морозов. На самом деле ему ничего не было понятно. Демид был совсем не по­ хож на священника. Борода, правда, есть, но небольшая, жиденькая. Руки вон жилистые, сильные, под рубахой так и играют мускулы. Состарился, а руки все, как у мясоруба. Во всяком случае, у попов таких рук не бывает. И глаза... Да и вообще весь он скорей смахивает на мясника, чем на свя­ щенника. Даже когда был в белой, чуть не до пят рубахе, в нем не было ничего поповского... А разговор? Разве так говорят попы? — Врешь ты, однако, — сказал вдруг Устин. — Какой из тебя поп? Демид пожал плечами. — Попы — они разные бывают. Но какими бы ни были — все угодны господу, потому что все так или иначе служат ему, ибо все несут народу благую весть о грядущем царстве божием... Что-то плохо пьешь, давай-ка... Демид налил себе третью рюмку. — Погоди-ка! — Морозов хлопнул даже себя по лбу. — Так вон из каких ты попов! Как же это мне сразу не стукнуло? Из баптистов ты, что ли, как Пистимея моя? — Ну... может быть... — опять неопределенно ответил Демид с усме­ шечкой. — Какая тебе-то разница? Пей, что ли.