Сибирские огни, 1963, № 10

— Оставь меня, дядя Устин. Оставь, ради бога, — взмолилась Наталья. — Ишь ты, — опять сказал Устин. — С чего это ты меня боишься? Девушка качнулась в темноте, словно хотела снова сорваться с мес­ та, выскочить из комнаты, да в последнюю секунду не решилась. — Нехороший ты человек, — почти выкрикнула она. — Я ведь чую и вижу... от тебя холодом несет. Чего тебе здесь надо? Зачем приехал? Кто тебя прислал? Устин поколебался секуцду, другую. Потом медленно и грузно встал, пошел к Наташке. По мере того, как подходил, девушка все плотнее и плотнее вжималась в угол. — Значит, сказать все же, кто меня прислал? — отчетливо спросил Устин. — Я знаю — дядя Демид. — Гляди, не ошибись, — промолвил на всякий случай Устин. — Нет, я знаю, я чувствую... давно почувствовала это, едва увидела* тебя в деревне. Только... только оставьте вы меня в покое! Оставьте!.. Что ж с того, что я дочь?! Мне люди не колют глаза этим. Я жить хочу по-человечески, как все. Устин Морозов слушал-слушал ее и сказал негромко и тяжело: — Жить хочешь? Не колют глаза?! Ну гляди у меня: забудешь, чья дочь, так мы сами тебе их выдавим. Запомни — выдавим! Поднялся и пошел прочь из избы. Устин был уверен, что уж кого-кого, а Наташку теперь прижал своей лапой намертво. Однако после той ночи Наташка стала еще осторожнее. Если рань­ ше она обходила Устина за версту, то теперь стала обходить за десять. Устин наблюдал за ней месяц, другой, третий. За это время ему ни разу не удалось застать ее врасплох. Он начал уже жалеть, что ходил в ту ветреную, дождливую ночь к Наташке, стал побаиваться, как бы она не рассказала кому обо всем случившемся. Но, глядя на нее, мало-по­ малу успокоился: да нет, где' там, больно уж труслива. А успокоившись, решил сделать еще одну попытку сломить Наташ­ ку, подчинить своей воле. Выожиым январским утром, возвращаясь из конторы, Устин увидел, что Наташка вышла из дома с коромыслом и направилась к Светлихе. Устин забежал к себе, схватил ведра и тоже пошел к речке. Было тепло, мокрый густой снег больно хлестал в лицо, залеплял глаза. В четырех-пяти шагах уже ничего нельзя было рассмотреть. При­ крыв глаза рукавицей, он шел, сильно нагнувшись вперед, навстречу уп­ ругому, пружинящему ветру. Шел и удивлялся, как это Наташка, ма­ ленькая, легкая, неустойчивая, осиливает такой напор ветра, если его, Устина, чуть не опрокидывает. И вдруг кто-то вскрикнул рядом испуганно и приглушенно: — Ой! Устин убрал с лица рукавицу, увидел перед собой дочку Марьи Во­ роновой. Сгибаясь под коромыслом, девочка стояла в двух метрах и смотрела на него снизу вверх черноватыми, влажными глазами. Шерстя­ ной платок наполовину сполз с ее головы, в спутанные волосы набился снег. Овчинный полушубок на груди был расстегнут, несмотря на это, ей было жарко, щеки ее розово и горячо пылали, и снежинки, казалось, та ­ яли от этого ж ара, не касаясь щек, не долетая до них. Ведра ее качались, и из них плескалась вода. Видно, она увидела Устина неожиданно и, чтобы не столкнуться, не только остановилась, но и сделала шаг назад. В те поры дочке Марьи Вороновой было лет пятнадцать. Тоненькие, светлые брови девочки, разлетаясь далеко-далеко в разные стороны, на-