Сибирские огни, 1963, № 10

пливо захлопнула их, брякнула деревянной задвижкой. И юркнулз назад, в избу. Она уже почти закрыла дверь за собой и едва-едва не н а ­ кинула крючок. Тогда-то Устин и дернул дверь к себе. — А-а-ай!!! — взвизгнула, как ошпаренная, Наташка, бросилась в глубь комнаты и там закричала еще громче: — А-ай, люди... — Тихо ты! Не режут пока... — сказал Устин. — Кто это? Кто?! Чего надо? Дядя Устин?! Не подходи!.. — Д а я и не подхожу. Здравствуй, Наталья Филипповна. Чего испу­ галась, право? Потолковать вот пришел с тобой... Промок весь, — и он начал снимать задеревенелый от воды дождевик. Но тут случилось неожиданное. Наташка, белевшая где-то у стены, нагнулась, схватила что-то и кинулась к окну. Устин, хотя и не видел, что она схватила, мигом понял, догадался о ее намерении: хочет вышибить окно и выскочить. Он кинулся наперерез. Одной рукой обхватил Наташку за шею другой вывернул из ее рук табурет. — Ты что это, ты что это, а?! — выдрхнул он ей в лицо. — Пусти, пусти! — тяжело выворачивалась она. — Все равно не дамся. В клочья искусаю, изорву, а не дамся! Лучше сама надвое пере­ ломлюсь... — Вот еще заладила... — проговорил Устин несколько обескуражен­ но, начиная соображать, чего так боится Наташка. — Да я и не хочу. . Послушай... Я ведь помню еще, как ты Фролку вилами чуть не запо ­ рола... Наталья вряд ли понимала его слова, вряд ли слышала их: — Если сделаешь что — убей меня тут же. Тебе это, должно, не е диковинку. Никто не узнает... Ко мне люди не ходят — не скоро хватят­ ся... — Потом глотнула шумно воздуха и прибавила: — А не убьешь — сама задавлюсь. Только раньше... подкараулю где-нибудь тебя и заруб ­ лю. Ты это знай... Вырвавшись, она отбежала в угол и там затихла. Слышалось только ее частое дыхание. Устин поставил вывернутый из рук девушки табурет и сел на него. Постепенно дыхание Наташки стало тише, она, видимо, начала успо­ каиваться. Он, Устин, усмехнулся и спросил: — Для кого бережешь-то себя? — Может, найдется добрый человек, — ответила девушка: Устин еще раз усмехнулся. — Так... А если я... женюсь на тебе? Брошу вот Пистимею — и ж е ­ нюсь?.. — Я тебе сказала — зарублю... — М-м... Понятно. А почему? Наташка молчала. Дыхания ее теперь совсем не было слышно. — Ну ладно, девка, — снова сказал Устин. — Насчет меня ты все опасливые мысли выбрось. Наоборот, я заступлюсь, если какой кобель начнет облизываться да пускать тягучие слюни, как Фролка когда-то... — Никто на меня не облизывается. Оставь ты меня, ради бога. Не надо мне никакого заступника, — быстро проговорила девушка. — Не надо? Не облизывается? Плохо ты, Наталья, людей знаешь. В деревне забыли, что ль, кто ты, чья ты дочь? Гляди, обнадежишься, да поздно будет. Заткнут рот — да в лес. Натешатся гуртом, камень на шею да в Светлиху. И искать никто не будет. Была нужда кулацкую дочь ис­ кать. Сгинула, скажут, и черт с ней. Вот как оно может... — Что тебе надо? — перебила его девушка. — Кто ты такой? •— Кто я такой? Ишь ты! Имя свое всяк знает, да в лице себя не каждый помнит.