Сибирские огни, 1963, № 10

— Ну-и что? — спросил Устин. — Д а так... Надо ведь знать, с кем живешь, — ответила Пистимея. простодушно глядя на него голубыми глазами. Прошла зима, наступила весна. Где-то в середине апреля произошел случай с мукой, которую Анд- рон Овчинников чуть не утопил с пьяных глаз в Светлихе. Случай под­ вернулся вовремя, потому что он, Устин, давненько подумывал, как, чем бы это вызвать к себе расположение председателя колхоза. Ведь Боль­ шаков все косился на него, все приглядывался. Не раздумывая, Устин кинулся вытаскивать сани с мукой... А в раннее погожее майское утро, когда, встречая восход, оголтело кричали скворцы над деревней, Пистимея, собираясь в амбар, где вместе с другими женщинами и мужиками готовила семена к посеву, вздохнула: — Гдей-то Демидка пропащий наш? Надавал советов да провалил­ ся, как сквозь землю. Попробуй тут, подступись с какого боку к Захарке. Устин тогда промолчал. Он только с благодарностью и теплотой по­ трепал жену по плечу: вот именно, мол, все ты у меня понимаешь. Писти­ мея смутилась, выбежала вон из избы, но на полпути обернулась: — Как Овчинников-то Андрон, ничего? —■А что ему? — Так мало ли? Боязливому Фоме все кнут на уме. Все ж таки чуть не потопил тогда сани с мукой на Светлихе. А про вредительство вон и в газетах пишут. — М-м, — только и промычал Устин. Сейчас ему, Устину, ясно, что Пистимея поднимала его «лапу» над Андроном очень грубо, почти открыто намекнула, что нужно делать. Но тогда он этого не заметил. У него мелькнула лишь догадка, что случай с мукой в самом деле можно будет использовать, припугнуть Андрона и заж ать в кулак И тут же испугался, как бы Пистимея не подумала еще, что догадка эта возникла у него с ее слов, и проговорил хмуро: — Ладно, иди, иди. И так запоздала... «Заботился я тогда... о своей мужской гордости, что ли?» — усмех­ нулся Устин в кислый и мокрый от дыхания воротник тулупа. Как бы там ни было, а Овчинникова придавил быстро и крепко. Сам. дурак, попросил: «Да вдень ты их мне, удила проклятые...» Что ж, он вдел. Андрон, который, видимо, и родился с кнутом в руках, захныкал как-то вскоре после пахоты: «Теперь уж, однако, ссадит меня вскорости Захар с возчиков... А что за жизнь без профессии? Для меня вся радость, когда дорогой пахнет, а кустики, кочки, растительность, словом, всякая — назад плывет-уплывает. А, Устин?» Устин здесь сориентировался самостоятельно, без помощи Пистимеи, и время от времени способствовал тому, чтобы Захар ссаживал Андрона с подводы и назначал или метать сено, чистить коровники, или еще куда. Овчинников сразу падал духом, уныло жаловался ему, Устину: — Вот, вот... ■— Да не ной ты! — бросал ему Морозов. — Постараюсь как-нибудь. А в конце концов, будто надоело ему плаксивое нытье Андрона, сказал раздраженно: — Да ты сам огрызайся посмелее с Большаковым. Другие вон — на всю деревню лаются... — Что ты, что ты?! — испугался Андрон. — А мешки проклятые? — Делай, что я говорю! Я плохого не присоветую. Это вовсе и не ру­ гань будет. Это, по-нонешному, критика называется. Покритикуй, а потом выполни, что требует председатель. В другой раз он тебя поостережется с подводы ссаживать. Кому охота критику слушать...