Сибирские огни, 1963, № 10

Серафима тревожно оглядывала берега, мрачно насупив брови. А берега все сдвигались и сдвигались, словно река сходила на нет. И по мере того, как берега сдвигались, брови у Серафимы расходились, рас­ правлялись. — Знакомы, что ли, места? — спросил Костя. — Вроде, не так далеко и знакомые, слава тебе, господи. Но еще луч­ ше, что- в протоку нас занесло. В протоках-то лед дольше стоит. В голосе ее слышалась радость. ...Часа через полтора они грелись и сушились возле костра, разложен­ ного в глубоком, но уже вытаявшем урочище. Костер разводить было опас­ но, потому что поблизости могло оказаться селение. Но они настолько окоченели, что их не согрела даже быстрая ходьба. А когда костер разгорелся, Демид, закрыв от удовольствия глаза, ти­ хо проговорил: ■—• Ну и сволочь ты, Серафима, по отношению к советской власти. И откуда в твоей маленькой голове столько хитрости! Без тебя мы давно квартировали бы... в могилевской губернии. — Болтай! — скупо сказала Серафима, плотнее запахивая на себе подсушенный пиджачишко, подпоясываясь размочаленной бечевкой. — Что мне советская власть? Я вас... тебя, да Костю вон... сберечь старалась. А советская власть, может, не хуже прежней... ...Так и сказала тогда, стерва: «Советская власть, может, не хуже прежней», — подумал Устин Морозов, тяжело дыша. Ягненком прикину­ лась: «Что мне советская власть?» Ишь ты, будто не она и верховодила там, в зауральской деревушке... Но в этот момент в голове у Морозова словно что перелилось из одной половины в другую. Он сунул зачем-то голову под подушку и стал думать: а почему, собственно, она? С чего мне ударило в голову?! С чего помере­ щилось? Да что же это происходит со мной? Ну, действительно, как сказал тогда Демид — сволочь она по отношению к советской власти. А они са­ ми? Тьфу, додумался, черт возьми... Ну, в самом деле, умную она башку носит. Этим и пользовался Демид. Верховодил ими, конечно, Демид. И там, в деревушке, и потом... И все время. Что было после того, как выбрались со льдины? Ага, грелись у кост­ ра. А потом, потом? Ну да, потом снова, в течение нескольких недель, Се­ рафима вела их, оборванных, грязных, голодных по тайге. А вечерами грелись у костров. Он, Костя, чтобы хоть на время забыться, притупить чувство голода, каждый раз начинал думать о своей усадьбе над Волгой, о добротных амбарах, доверху засыпанных тяжелой, холодной пшеницей. Вспомнив амбары, он вспоминал вслед за этим всегда почему-то Фильку Меньшикова, который оставил ему половину своей веры. Вспоминал и яс­ но чувствовал: он, если не подохнет сейчас с голоду, будет мстить за эти амбары с зерном вдвое, втрое, беспощаднее и яростнее, чем мстил до сих пор, потому что... потому что деревце, выросшее из Филькиного семечка, не сломалось, не засохло. Оно разрослось, оказывается, за последнее вре­ мя еще гуще, ветви стали еще крепче. Кровь и огонь, очевидно, были хоро­ шим удобрением для деревца, а последняя зима, мыканье по лесу, ужас­ ная ночь на островке и качающаяся льдина — все это закалило его ветви, превратило их в упругие стальные прутья. И теперь никому никогда не об­ ломить их. Никогда! Разве вот по одному кто сумеет перекрутить их, да повыдергать... По одному... И тем самым засушить все деревце, а потом и вывернуть наружу подгнившие корни... А, что? Что?! Что?!! ...Устин выдернул из-под подушки голову, закрутил ею в темноте, пы­ таясь сообразить, кричал ли он вслух. В ушах еще звенело: «Что? Что?