Сибирские огни, 1963, № 10

Ашгголии И ванов Т Е М И Ц А ¥ г Глава двадцать третья Пистимся пятилась от мужа, уперлась в шесток, стала сгибаться на­ зад, закрывая спиной черный закопченный зев печки, в котором болта­ лись нетерпеливо огненные языки. Спине ее стало жарко, а Устин в се ты­ кал и тыкал толстым, крепким пальцем в ее грудь, точно хотел проткнуть насквозь. — Да сгинь ты, сатана нечестивая! — завизжала, наконец, из послед­ них старушечьих сил Пистимея. — Тебе лучше знать, кто убил Федьку. Ты ведь сам обговорился как-то, что служил в той Усть-Каменке... Устин опомнился, уронил обессиленно руку, и, чуть помешкав, поплел­ ся к кровати. Да, он обмолвился как-то жене, что даром время на войне не терял... И с чего это он, действительно, заорал, что жена убила Федьку? Вот уж, верно, моча в голову... Пистимея уже возилась у печи с чугунком, клала в него какую-то тра­ ву. Залила чугунок водой, задвинула его в печь, села у темного окна, бес­ шумно и неглубоко вздохнула слабенькой, плоской грудью. Устин, лежа на кровати, глядел на жену, думал: время-то идет да идет себе. Давно ли грудь у жены была тугой и высокой, давно ли выры­ вались из нее сладкие и мучительные стопы, когда он, Костя Жуков, уз­ навал, по выражению Тараса Звягина, «почем фунт вкуса». — Устюша, пойдешь к председателю-то? — опросила неожиданно Пн- стимея. Спросила так, будто и ничего не случилось только что. Устюша... Не один десяток лет прошел с тех пор, а она ни разу не об- говорилась, что он, ее муж, носил когда-то имя Константина Жукова, сама она звалась Серафимой. Они навечно стали Морозовыми, он — Устином, она — Пистимеей, а их «работник», бывший заволжский лавочник Тарас Звягин, стал в тот день Ильей Юргиным. — Так пойдешь, что ли, к Большакову? — еще раз спросила Писти­ мея и словно перерубила тот шланг, из которого он, Устин, задыхающийся от жажды, глотал и глотал торопливо живительную влагу. Он вскочил на Продолжение. Начало см. № 7, 8.