Сибирские огни, 1960, № 3
напроказничает. И зло-то берет на него, и жаль. Боишься, как бы чего с ним не случилось. Потому любишь. А он явится—в грязище весь, кожа на коленках ободрана... А уж выдумщик! Кажный час отмочит какую-ни будь новину озорную. И целый день с ним то ругаешься, а то — уговари ваешь, то со зла шлепнешь, а то — целуешь... К вечеру устанешь, вроде тяжелую работу весь день делала. А они — ребятня — уткнутся в подуш ки, заснут крепким сном. Тихо в избе, и так любо, радостно на душе ста нет. И того уж не думаешь, что завтра с утра озоровать опять начнут... Под тихий говор Пелагеи Ивановны Вера опять заснула. В эту ночь Климас дежурил на рации. Москва обещала начать пере дачу какой-то очень важной радиограммы, но оттягивала это с часа на час, и Климасу нельзя было покинуть рацию. Все же он под утро на ми нутку забежал, чтобы проведать, что с Верой. На пороге кухни его оста новила Пелагея Ивановна. — Тише. Уже все... Мальчик... И хотя Климас только этого и ждал последние дни, но не сразу понял, в чем дело, и замешкался. Пелагея Иванова пригласила: — Иди, посмотри на сына. Только тихо... Жена спит. Климас подошел к кроватке, склонился над малышом и замер. Вот оно: сын! Старался не дышать, как бы опасаясь этим разбудить чет ловечка. Вдруг шепотом сказал: — Слава богу. — И тут же, оглянувшись на Пелагею Ивановну, по правился: — Я не то хотел сказать. Хороший мальчик! — Какой еще вырастет... Вера спала, и Климас ее не тревожил, но, уходя, сказал: — Мне нельзя задерживаться. Смотрите тут. Прошу вас... Но меньше, чем через час снова прибежал, опять склонился над сыном — тот смотрел большими глазами в одну точку. Климас улыбнулся, почмо кал губами, хотел даже пощелкать перед носиком сына пальцами, но Пе лагея Ивановна протянула руку между отцом и сыном и строго сказала: — Тише. Нельзя. Он еще ничего не видит... Климас вопросительно смотрел на женщину. — Чему дивишься? — продолжала Пелагея Ивановна. — Они, когда родятся, все такие... Тут проснулась Вера, медленно повернула голову к Климасу. Тот бли же подошел к ее постели и спросил как можно спокойнее: — Ну, как дела, работница? Вера сделала усилие, чтобы ответить бодро: — По-твоему вышло. Мальчик! — но голос ее звучал слабо. — Спасибо! — промолвил Климас. — Болит у тебя? — Нет, не болит уже... Климас подошел вплотную к постели, наклонился над Верой, но тут же обернулся к Пелагее Ивановне: — Можно? Та поняла желание Климаса и, улыбнувшись широко, сказала: — Можно... Даже обязан. Она через тебя мучается. Климас нагнулся и осторожно поцеловал жену в лоб. — Так покойников целуют, Женька! — сказала та.—Целуй правиль но... Он поцеловал жену еще раз: звучно, крепко. И спросил, кивнув в сторону ребенка: — Ему, подика-ка, чего-нибудь надо? — Игрушек он еще не принимает, — ответила Пелагея Ивановна. — Ты иди. Сейчас кормить его будем.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2