Сибирские огни, 1960, № 3
холодные, как поля. Обычный путевой пейзаж вдруг оживляется иными, све жими красками. На пути удивительный вокзал Шанхайгуань. Теперь рассказыва ет не автор, а сами люди и факты , жи вые голоса жизни. Встреча с Шанхайгуанем, знакомство с некоторыми его достопримечательно стями за время двадцатиминутной стоян ки поезда как бы решили судьбу всего очерка. Именно здесь-то из беседы ра диодиктора пассажиры узнали о близости Великой китайской стены, которая уже виднелась огромной серой громадой. Паровоз едва успел набрать -скорость, как вплотную подошла Великая стена, олицетворяющая собою колоссальный труд миллионов человеческих рук, их необыкновенное строительное уме ние. У этих древних стен очень кета1 ти вспоминается народное сказание о крестьянине Юй-гуне, передвигавшем горы. Старик Юй-гун жил на севере Китая у подножья двух высоких гор, и ему каж дый день приходилось их обходить.- Од нажды он собрал своих домочадцев и сказал: «А что, если мы с вами не пожа леем сил, снесем мотыгами эту прегра ду и откроем прямой путь на юг области Юйчжоу, до самого берега Хань?» Домо чадцы согласились и сразу же взялись за дело. Ни насмешки соседа, никакие трудности не разуверили Юй-гуна в его дерзновенном намерении, не прервали начатой работы. Мудрый старик рассуж дал: «Пусть я умру — останутся дети, а у детей родятся внуки, а у внуков будут свои дети, и у тех будут сыновья и внуки. Так поколение за поколением пойдут бес конечной чередой, а горы-то ведь расти не будут; так почему же нам их не срыть?» Сказание о Юй-гуне свободно и естест венно, как дыхание самой жизни, вошло в очерк, чтобы озарить светом народной мудрости великие деяния сегодняшнего Китая, начать новую свою жизнь уже не легендой, а чудесной былью. Все последующее повествование рас крывает картину грандиозного индустри ального преобразования страны, великих свершений китайского народа. Не «экзотические ландшафты», не идиллические картинки китайской приро ды привлекают внимание писателя, а могучая мужественная красота нового ин дустриализующегося Китая. Мы видим, как на свободной китайской земле «воля и труд человека дивные дивы творят», как умелыми и сильными руками китай ских тружеников, подобно сказочному герою Юй-гуну, передвигаются горы и меняются русла рек, укрощается их стихия, во всех уголках страны воздви гаются заводы и фабрики, оснащенные по последнему слову техники, строится социализм, счастье народное. Город Чанчунь, его трудовая биогра фия, его замечательные труженики — ■строители первого в Китае автомобиль ного завода — внесли в повествование много интересного, усилили его жизне радостную тональность. Две судьбы, две перспективы у Чан чуня было в недалеком прошлом. Быв шая «столица» бывшей «империи» Мань- чжоу-го — город Чанчунь влачил свое жалкое существование. Японские за хватчики «хозяйничали» и учиняли рас праву над чанчуньскими жителями. На одном из городских холмов японские ми литаристы разместили чумно^гифозный завод, производили смертоносные бакте рии и тут же испытывали их на живых Людях. Так японские оккупанты хотели отнять у Чанчуня самое жизнь, превра тить его в город смерти. Был и другой Чанчунь, трудовой, 'бо рющийся, который не сдавался врагу, который горячо верил в свое освобож дение, в светлую будущность. Освобож дение пришло, пришли новые, настоящие хозяева города. На зловещем холме, там, где дымился ужасный завод смерти, ны не возвышаются корпуса автомобильного гиганта. Чанчунь стал городом жизни, го родом социалистической индустрии. Увлекательно развернутый рассказ о Чанчуне сильно волнует, потому что ав тору удалось заглянуть в ч е л о в е ч е с к у ю д у ш у г о р о д а , поведать новую быль живыми, подлинными судьбами лю дей и их трудовыми подвигами. Не случаен в очерке Юй-гун, его об раз незримо движет повествование, не сет на себе всю его идейно-эмоциональ ную «нагрузку». Обобщая в этом дина мически развивающемся образе свои на блюдения, писатель сумел выразить главное из того, что он увидел, что сохранилось в его памяти и сердце, — в титанической работе народного Китая живёт могучая сила и непреклонная воля Юй-гуна. Биение пульса нового Китая ощуща ется в путевых очерках Бориса Полево го, о которых недавно китайский писа тель Ба Цзинь сказал, что это — «заме чательная по своей глубине книга». Бо рис Полевой ведет свой рассказ очевид ца увлекательно, «свободно и раскован но», не стесняя себя никакими узкими повествовательными рамками. Писатель не поддался соблазну информационной описательности своих личных путевых переживаний, хроники увиденного, а предпочел смело растворить двери на родным чувствам, интересным человече ским биографиям, фактам и впечатлени ям, почерпнутым другими людьми, в дру гом месте, в Другое время. О таком дневниковом повествовании, о такой очерковой манере никак не ска жешь словами Н. М. Карамзина — «люб лю теряться душою в разнообразии дей ствующих на меня предметов и вдруг обращаться к самому себе — думать, что я средоточие нравственного мира, пред мет всех его движений». Не личное авторское «я» как средоточие нравствен ного мира путешественника ставит Борис
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2