Сибирские огни, 1960, № 3

тбв много, разговоров о прейскурантах тоже много, то и вышла книга объеми­ стая» . Упрек справедливый, не утратив­ ший своего значения и в наши дни. Можно много путешествовать и ниче­ го существенного не увидеть, если пове­ ствователь скользит по поверхности яв ­ лений, не проникает в глубину жизненно­ го материала. Даже тогда, когда он стре­ мится скудость своих наблюдений вос­ полнить яркостью красок, стилистиче­ ской цветистостью, все равно ему не скрыть отсутствие внутреннего огня, жизненной правды. Вряд ли можно отказать очеркам «В японской столице» Екатерины Шевеле­ вой в поэтической нарядности и красоч­ ности, но очеркам не хватает новизны ощущений и целеустремленного осмыс­ ливания увиденного, проникновения в души людей. Взгляд писательницы пле­ нен экзотикой, она теряется в разнооб­ разии фактов и впечатлений. Обильный материал .не скреплен единой мыслью, очерки напоминают скорее какое-то кол­ лекционирование фактов, нежели их изо­ бражение и осмысление. Здесь — и чарующее цветение япон­ ской вишни-сакуры, и крохотные, совсем как игрушечные, домики из картона и бамбука, и непременная «токонома» — уголок красоты домашнего быта, и запу­ танные лабиринты улиц японской столи­ цы, и уличная девочка в нарядном ки­ моно, позванивающая маленькими коло­ кольчиками своих босоножек на деревян­ ных платформочках. и лавки сувениров, и шедевры японской живописи с ее тон­ чайшими уплывающими линиями, и ста­ туя Будды, окруженная .массивными золотыми лотосами, и благоухающие японские чайные комнаты с чайными це­ ремониями... Сколько раз воспеты и перепеты все эти экзотические красоты! На что ни взглянет писательница, все восхищает ее, вызывает восторг и умиле­ ние. «Что такое Токио? Если говорить об­ разно, это такой фантастический ор­ кестр , в котором имеются все самые раз­ нообразные музыкальные инструменты— от скрипки до губной гармоники». Токийские рекламы своим ослепитель­ ным блеском «поражают»; не менее «по­ разительны» необычайная обходитель­ ность трамвайных кондукторов, нараспев объявляющих остановки, любезность хо­ зяина лавки с покупателем, серебряные ленточки с иероглифами и драгоценные сувениры в Асакуса Парке, а также дру­ гие достопримечательности японской сто­ лицы. . Не жалеет писательница красок на тщательную обрисовку моления япон­ цев в буддийском храме. Многое из того, о чем говорится в очерках, можно и без путешествия у з­ нать из любого энциклопедического спра­ вочника. А где же настоящая, сегодняш­ няя Япония? Не страна экзотических цветущих вишен и идиллических чайных домиков, причудливых сувениров и свя­ щенных реликвий, а Япония, пережив­ шая трагедию Хиросимы и Нагасаки, страдающая до сих пор от ужасных пос­ ледствий войны, от полуоккупационного режима, Япония, борющаяся за мир и свое национальное достоинство. Живого дыхания такой Японии почти не ощуща­ ется в очерках. Хотя Екатерина Шевелева и воскли­ цает: «Как бы мне все-таки проникнуть за декорации вежливости? Как бы мне найти дорожку к сердцу людей?» — ей так и не удается глубоко постичь думы и- чаяния японского народа. Фигуры японских друзей очерчены очень бледно и схематично. Холодная риторика глу­ шит живые краски человеческих пережи­ ваний. «Он часто повторял: «мы хотим», «мы добьемся», «мы боремся» — таким декларативным тоном рассказывается о молодом японском враче, стороннике ми­ ра. «Он говорил от имени народа. И его слова как бы раздвигали стены малень­ кого домика, заставляя нас увидеть свет­ лые дали народной мечты». Мало что может сказать и такая бесстрастная про­ токольная пропись — «красные повязки на головах демонстрантов означают во­ лю, силу духа»—это об участниках «Ве­ сеннего наступления», юных борцах за мир. Ни одного яркого штриха, ни од­ ной запоминающейся детали, которые бы зримо показывали могучую силу подлин­ ных народных стремлений. Не блестки экзотики призваны соби­ рать советские писатели во время своих зарубежных путешествий, а отыскивать, в подлинном смысле слова, человеческих душ золотые россыпи. Новизна наблюдений и правдивое вос­ произведение жизни народа в стремитель­ ном бурном ее развитии меняют и самый принцип отбора и организации фактов, все больше и больше давая простор твор­ ческой инициативе и фантазии. На свой лад, в своей манере рассказы­ вает Сергей Залыгин о своих китайских впечатлениях. В них познавательные ис­ следовательские качества органически сочетаются с творческим домыслом, фан­ тазией. Самобытная новизна залыгин- ских очерков переполошила некоторых критиков, которые в этом начали усмат­ ривать нарушение «чистоты жанра», не­ доумевать: куда же в конце концов от­ нести эти путевые зарисовки— к расска­ зам или очеркам? А недоумевать-то, соб­ ственно, нечего — писатель вправе по- своему, не сообразуясь с повествователь­ ными канонами, использовать сильные стороны своего дарования, все многооб­ разие изобразительных средств, ибо в горьковском понимании «очерк стоит где-то между исследованием и расска­ зом». Именно исследовательским поис­ ком нового в людях и в жизни, д е л ь ­ н о с т ь ю наблюдений, а не переска­ зом общеизвестного ценны очерки С. Залыгина. Друзья познаются лучше всего в труде