Сибирские огни, 1960, № 3
Пульс у Крушинского был неровный. Это означало, что организм еще болен, но жизнь яростно атакует смерть. Во всяком случае, за ночь эти вечные соперницы поменялись местами: смерть от наступления перешла к обороне. — А вы знаете, — Рожков смотрел в глаза Крушинскому, — я вас должен поздравить. Наши дела идут блестяще. Кругом успех. Там успех и здесь успех... — А там успех? — Крушинский сделал движение, намереваясь при подняться на постели. Рожков распростер ладонь над Крушинским. — Нельзя! Лежите спокойно. Безусловный успех. Пыр-Шор уже ос вобожден. Сейчас в сельхозе вылавливают последних немецких пара шютистов. — В сельхозе? — с испугом переспросила Вера.— Они там все по губят. Вытопчут... Вырвут цветы... — Странная женщина,— проговорил Рожков, пожимая плечами.— При чем тут цветы? Крушинский сказал примиряюще: — Вы на нее не сердитесь. Она ведь там цветами заведывала... — Мне о цветах ничего не известно. Но я уклонился... Я хотел сказать вам, — Рожков обращался только к Крушинскому: — в эту ночь вы одер жали тоже победу. Но победу надо еще закрепить, нужен покой... Крушинский прервал его, заговорив неожиданно громким и твердым голосом: — Я не мог умереть, доктор. Я еще не все сделал на земле. Мне еще надо много жить и работать... — Смерть не всегда считается с такими желаниями. В дверь постучали, и Рожков обеспокоенно сказал: — Войдите! Дверь открылась. На пороге стоял осунувшийся, почерневший Евге ний Климас. Вера на какое-то мгновение замерла на месте, а затем рывком бро силась к нему и, не стесняясь присутствия Крушинского и Рожкова, обви ла его шею руками и, уткнувшись лицом ему в грудь, заплакала: — Женька... Женька... Климас не помнил, как Вера почти втащила его за перегородку, как он очутился перед топчаном, где лежал его сын. Маленькое, розовое ли чико ребенка затмило в сознании Климаса все — волнения прошедших 'дня и ночи, томительное ожидание связи с Москвой, потом ра боту на рации без сна и пищи... Он на цыпочках подошел к топчану, сдернул с головы помятую кеп ку и, чтобы ближе, лучше разглядеть сына, встал на колени. Когда они вышли из-за перегородки, у Веры на руках был ребенок, а у Климаса — небольшой узелок. Крушинский понял, что они решили уйти отсюда, и какое-то неприятное чувство охватило его. — Вы уходите? — спросил Крушинский. Климас сбивчиво ответил: — Здесь, знаете, нельзя... купать ребенка... Там есть плита... корыто... — Я приду, Иван Сергеевич,— перебила его Вера,— обязательно... — Без вас, Вера, мне будет нехорошо. Да, Вера Петровна, покажите моего крестника, нашего первенца в Пыр-Шоре... Вера поднесла к нему ребенка. Крушинский, чуть приподняв над по душкой голову, внимательно посмотрел на малыша, прищелкнул языком и, широко улыбнувшись, сказал: — Хорош! А как же его зовут? — И, услышав, что ребенку еще не да ли имени, заявил:— Ну, раз я — крестный отец, то я и выберу имя. Согласны?..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2