Сибирские огни, 1958, № 12
но надвигался на Митю. И Рабдан изо всей силы сжимал в руках увеси стый с острыми краями замок. — Так. Значит, следил, гаденыш! — голос у Петрищева совсем дру гой, чем минуту назад: в глуховатых звуках его угроза и ярость. — Так вот, слушай ты, колхозная твоя душа: мои это деньги, понял? Что в мои руки попало — умру, не выпущу! Уйди, Митяй, с дороги! Я за пятьдесят рублей человека не убью. И за сотню, может, не убью, а за тыщу — ис топчу, с дерьмом сравняю! Уйди, Митяй! — Отдай деньги, тогда уйду! — каким-то похолодевшим голосом отвечал Митя и стал упористей, все так же держа перед собой ку лаки. Петрищев ринулся на Митю, в руке у него блеснул длинный, похожий на кухонный, нож. Рабдан мгновенно прицелился, как бывало, когда иг рал с ребятами в шагаи-лодыжки, и изо всей силы метнул сбоку тяжелый килограммовый снаряд в ненавистное лицо. Петрищев, охнув, выронил нож и обеими руками схватился за рассе ченную щеку. — Держись, Митя! Держись! — почему-то по-бурятски выкрикнул Рабдан и прыжком выскочил на дорогу. В ту же секунду, отчихавшись и прокашлявшись, бодро зачастил мотоцикл. Бимба, тужась, вывел машину из грязи на дорогу, включил фару и взобрался на сиденье. Казалось, мотоцикл вытащили с илистого озерного дна — такой он был грязный! — Сюда, Апонька, сюда! Готово! — торжествующе кричал Бимба.— Стукай давай щенков и сюда! Петрищев, продолжая одной рукой держаться за щеку у глаза, ку лаком другой ткнул Митю, как паровым молотом, в грудь. Повернулся к Рабдану и отбросил его от себя ударом каменного плеча. В три метро вых скачка он достиг мотоцикла. Догоняя его, Митя и Рабдан увидели в свете фонаря, как выросла перед мотоциклом маленькая, тщедушная фигура с широко разведенны ми над головой худыми руками. Желтое лицо, запавшие глаза, бородка, в которой можно различить каждый волосок... Бабай пытался что-то сказать тем двоим, но у него уже не было сил, он задыхался, и голос не слушался его. А те, двое, разъяренные, в че тыре здоровенные руки, отпихивали старика от мотоцикла. Бабай упал. А в следующее мгновение мотоцикл, фырча, рванулся вперед и умчался в ночную степь. — Аба! Аба! — тормошил Рабдан распростертое в дорожной грязи сухонькое, почти детское тело. И снова тошнота и батарейная кислота подступили к горлу. И снова затрясло его во влажном ознобе. И снова все спуталось в мыслях. И все, что было дальше, было как в бреду. Да, все как в бреду. И Митя рядом с ним, на коленях перед бабаем, с окровавленным лицом и полными слез глазами. И какой-то всадник с луком за спиной, промчавшийся мимо них вслед за мотоциклом, не при держав коня, сколько они ему ни кричали... И голос деда, чья голова у Рабдана на коленях,—голос слабый, слов но шелест травы, словно полет пчел, словно дуновение ветра: «Деньги в ящик... в ящик надо... в ящик...» И отяжелевшая голова бабая, снова упавшая на колени Рабдана, чтобы никогда больше не подняться, и устало закрывшиеся глаза, которые больше никогда не откроются, чтобк взглянуть на родную степь... 6. «Сибирские огни» № 12.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2