Сибирские огни, 1958, № 12
текли ноги! Он и не заметил, что сидел на дощечке, скорчившись, и вся тяжесть уставшего тела легла на ноги. Надо бы маленько поразмяться... Все ж дождался, воротились они наконец! То-то удивятся, завидев его! Что же они канителятся там у двери, чего они мокнут, переговариваясь под дождем? Да, но разве это голоса деда и Рабдана? Мите показалось, будто холодные пальцы дождя, пробившись сквозь намет юрты, прикоснулись к темени, затем к шее и скользнули по спине. Все-таки это они — Петри щев и Бимба! Никуда не укатили, здесь они! И во сне признал бы Митя этот глухой, прущий, как из порожней бочки, голос и тот, второй голос,— тонкий, с подвизгом, как из-под напильника! И такой ненавистный, что Мите и самому страшно! Голоса-то Митя разобрал, а слова точно сносило дождем в темноту, в ночь, в степь. Вот кто, значит, пожаловал сюда на краденном мотоцикле с коляс кой! А зачем? Что здесь потеряли? Одно ясно: оба сейчас зайдут в юрту. Вот гады, не могли остаться на своем Алханае, обратно сюда припер лись. И что им здесь надо? Ну, что ж, сейчас узнаем. Митя отбежал в самый дальний от двери конец юрты, спиной нащу пал промежуток между двумя рядами полок и кое-как втиснулся в про ем. Лишь бы только отсвет молнии не заглянул через тоно в юрту! Они вошли, и по юрте разнесся острый запашок грязных, отсырев ших портянок, словно плеснули в юрту перепревшими кислыми щами. — Фу ты, ядрена вошь! — вполголоса ругнулся Петрищев. — Гово рил же — никого, никого и нет! В четыре глаза высматривали, пузо в траве пролежали! Больно храбрый ты, гляжу! Вона как трясет тебя! Темно здесь, а все равно вижу: трясет! — Ну, конечно, трясет! — тонким голосом отвечал Бимбаев. — А почему, Апонька, трясет? За рулем кто сидел от самого Алханая? Бим ба! Под дождем кто вел мотоцикл? Бимба... Вот и трясет! Э, торопиться надо, Апонька... Зачем, чтоб нас видели? — Ну, ну, распыхтелся! — недовольно сказал Петрищев. — Кто тут нас увидит! Вишь, темь какая... А если старикан с сопляками сунется... Ну, да не трясись, черт! Я сам вроде водяного... Коляска, думаешь, под крышей? Вон в ней воды сколь... Как в колодце сидел... Не трясись.. Слы шишь, мешок-то не намок, глянь-ка? — добавил он с беспокойством. — Как намок? Почему намок? Сухой! Я мешок под халатом пря тал... Ну, Апонька, давай поскорее, а? — Да ты, Бимба, что? Чего у тебя руки-ноги ходуном ходят? Не ду мал, что ты такой пужливый! Значит, говоришь, целые наши алханай- ские денежки? Еще бы! На халате-то у тебя в два пальца жиру — лучше всякого брезента! Ладно, не пыхти, не трясись... Стариковские сотни ку да сунул? — Как куда? Сверху, Апонька, сверху... Что такое: спина мерзнет, ноги мерзнут, будто в сугроб попал! — Не трясись, говорю! Ладно уж, давай-ка здесь поживей покулу- паем... Видать, для нас с тобой дуралеи юрту-лавку придумали... Вот только в темноте шариться! И как мы, ядрена вошь, спички не уберегли. Не спички теперича, а кисель какой-то. — Петрищев со злостью отшвыр нул спичечный коробок, и он упал к Митиным ногам. — Ну, ладно, ты ищи с энтой стороны, а я с той зайду... Да не трясись ты, дьявол! Обшаривая сверху донизу полки, Петрищев и Бимбаев с обеих сто рон приближались к Митиному тайнику. Митя столбиком вытянулся в узком проеме, точно тарбаган над норкой. Только норки у Мити никакой, сигануть некуда! Эх, лишь бы отсвет от молнии не глянул сюда через тоно! О какой юрте-лавке они толкуют, здесь же юрта Юндунова?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2