Сибирские огни, 1958, № 12

шумел отец. — Сколько кошар за одну весну выстроили! Ну, какого ле­ шего нам тут вагонетки толкать?» — «Н-да, — погладил волосы Лоба­ нов и степенно потянул из своего стакана, — ведь вот и дружку своему, Чалому, словечка не сказал! Верно,, Герасим? По всему Ораму бегал, искал Афоньку, как цыпленок клушку. А Петрищева ровно корова язы­ ком слизала!» Лиходеев удивленно-жалостно улыбнулся и скорехонько за вторую стопку, а рот на замочке. Будто он Афоню Петрищева сроду не знавал! А Митин стакан, как поставили перед ним, так будто прилип к кле­ енке. Раз уж взрослые пригласили с собой — он им по-взрослому и ска­ жет. Все, что в эти дни и ночи передумал, все, как есть, выложит! —- Эх, — все шумел меж тем отец. — Вот сейчас бы с этого места поднялся да пешком обратно. Ведь дочка там осталась... И ведь, сообра­ зите, ребята: только было к избенке крылечко пристроили. Знали б, ре­ бята, как душу жжет! Да куда же теперь! Больную бабу с малым дитем не потащишь! Ну, а, допустим, пришел бы, как в глаза-то глядеть — Доржиеву, Родиону, Елизару, всем людям? За тем ли нас, люди добрые, в колхоз-то призвали? Ведь даже на зарод не накосили! Пейте, дьяволы!» И он, потягивая носом, наливал в стаканы московскую и все ждал, что Лобанов или Чалый скажут что-то важное, душевное, согласное с его мыслями. И сразу все станет на свое место: надо возвращаться в колхоз! И кончено дело! Но старик Лобанов бочком терся возле главного, юлил, а Гераська Лиходеев налегал на закуску, поднимал к потолку встрепан­ ные рыже-седые брови и... отмалчивался. Вот тогда Митя решился и сказал свою речь: — Что ж, вы все как хотите, а я отсюда уйду. Мне в колхозе роднее. Все там родное: земля, степь, работа, люди. И сволочишкой быть тоже не хочу. Вот. А вы думайте. Мне все одно краснеть: за всех перед Дор- жиевым и повинюсь. Вот так. Думайте. Отец утер рукавом бороду, у Лобанова железные очки полезли на лоб. Гераська перестал хрустеть капустой. И вдруг плаксивой скорого­ воркой понес невнятицу: «Сохрани тебя, господи, от страху, от переполо­ ху. Скатитесь, свалитесь, страхи, переполохи с раба божьего Герасима.., Накатись на него сон-насонница, ночная угомонница...» И заплакал — жалкими, бесстыжими, никчемными слезами... А Митя ни с того ни с сего сграбастал стакан, лихо выпил, да и шасть из столовой. И — прямо к начальнику геопартии Портнягину — не в контору,, а домой,.в избу! И сам удивлялся: сто граммов, как из ружья, хватил, и хоть бы на копеечку опьянел! Руки-ноги шевелились по всей легкости, в голове — ясность, на сердце — никакой заминки, слова складывались легко. Во- первых, извинился, что помешал... Портнягин сидел у стола и накручи­ вал черную, стрекочущую машинку. На ней выскакивали какие-то циф­ ры, он записывал их... Митя ему все, как есть, выложил: из колхоза ушли, сенокос бросили, всех совесть заела, а его пуще всех. «Вот, к примеру; на вас, товарищ начальник, люди надеются, ждут в конторе и в горе с этими цифрами, а вы машинку эту побоку, шапку в охапку — и наутек. Это я к примеру. Ведь осудят все и сами вы себя осудите... Позвольте по- честному в колхоз вернуться!» Портнягин выслушал, накручивая цифры, сморщил горбатый нос и длинно выругался: «Арифмометр это, а не машинка! Тоже мне кадры! Не мог ты мне этого раньше сказать! Там колхоз подвели, здесь рудник подводите. Иди, дезертир, утречком получай расчет за неделю, и чтоб я тебя здесь не видел. Шапку в охапку — понял?.. Запомни, братец, ариф-