Сибирские огни, 1958, № 12

ный товар: мыло, стиральный порошок, зубные щетки, одеколон, зубная паста, ламповое стекло, ложки, кружки... Направо, вместо кадушки с ай- риком — махорка, спички, нитки, иголки, пуговицы... Все понятно?* Понятно! — вяло отозвался Рабдан. Он все думал о Мите. Ёндон опрокинул вверх дном пустой ящик, выставил его на середи­ ну юрты. — А вот здесь, — жалобно сказал Ендон, постукивая пальцами по ящику, — здесь повестка в суд будет лежать. Мой приговор будет ле­ жать. Прей-ску-рант! Всем говорите: пусть аккуратно считают и пусть деньги в ящик кладут. Понятно? И на ночь замок вешать! Понятно? Ну, Бальжит, все равно Ендону конец, чаем будешь поить? Он пил чай долго, старательно и все рассуждал: — Была одна юрта, теперь — целый поселок. Население есть, мага­ зин есть... Ну, Тудуп-то скоро вернется? Очень уж он был раздосадован, что отца не застал, что не придется ему в Улан-Шибири похвастаться встречей с Тудупом! Телеги прогрохотали, уносясь в синюю мглу; откуда-то из темноты прозвучало: «Н-но, поживей!» И все стихло. Мать тревожно прислушивалась к степным шорохам, выходила из юрты каждые десять минут: то надо ей аргал занести, то жердину под­ править в загоне,, то корову посмотреть. И каждый раз, только она перешагнет порог обратно, бабай слабым голосом спрашивал: — Что, Бальжитка, не пришла отара? Отец вернулся поздно. Очень поздно. Уже ночь завладела степью. Отец словно похудел за день. А лицо будто помолодело — вот такое же оно сейчас, как на фотокарточке, почти такое: и глаза прояснились, и гу­ бы мягче... Сел к очагу. Погрел руки. Встал, походил по юрте. Подошел к бабаю. Тот сидел, упершись узловатыми пальцами в колени и приподняв тощие плечи, — казалось, на плечах деда лежит невидимый груз. — Что с тобой, аба? — Ничего, сынок, ничего... пройдет... Скажи, сынок, у Зеленой ска­ лы пас овец? — Да, пас. — А за Кабаньей сопкой? — И там был. Старик неопределенно хмыкнул в бородку и замолчал. Плечи у него все так же были приподняты. А пытливые, младенчески чистые глаза не­ отрывно следили за сыном. — Поздно ты, сынок, поздно... И пыли много на гутулах... И устал..* Где-то еще был? Отец подошел к столику, потрогал шахматные часы, положил твер­ дую ладонь на стриженое темя Рабдана. — А ты что делал? — Занимался, отец... Помог Ендону юрту-лавку поставить... «Что с дедом? Будто вся юрта у него на плечах. И так смотрит на отца — настойчиво, требующе... Где же еще мог быть отец, как не в степи?» А он выпил одну кружку. Вторую. Вновь протянул матери пустую посудину и, наверное, в первый раз взглянул ей прямо в глаза. — Знаешь что, Бальжит, собирайся в дорогу. В Улан-Удэ поедем, в лечебницу, на кумыс. Завтра. Утром. — И добавил: — Там у меня и свои дела есть! Рабдан замер.