Сибирские огни, 1958, № 12

шись, что-то бормоча про себя, он шарил тонкой жилистой ногой по под­ мосткам в поисках спрятавшихся где-то гутулов. Серый рассвет, проникая сверху через тоно, клубился в юрте. Какой, пустынной казалась она после вчерашней тесноты! Не было ни плаща Базарона, ни чемоданчика Дарижап, ни цветастого халата учителя. Ис­ чезли бутылки и тарелки со столиков, сундуков и очага. Окурки и сор бы­ ли сметены к очагу: мать, как всегда, встала раньше всех! Бабай, наконец, зацепил ногой один из гутулов — сморщенный, по­ коробленный, сто раз подшитый — и, кряхтя, ухватился за голенища. Рабдан слипающимися глазами смотрел на худую, костистую спину деда. «Сейчас разом встану, вот только сосчитаю до трех: нэйгэ, хоир...» Чуть помедлив, прежде чем произнести: «гурбан», он сел на кровати. Брюки лежали у него на коленях. В тот же миг резко, отрывисто звякну­ ли пружины Митиной койки, и отец был уже на ногах. — Я поеду с отарой, — негромко сказал отец. — Один поеду. Бабай выпрямился, застыл со вторым гутулом в руке. Мать — она только что. вошла — осторожно поставила на пол ведро с молоком и тоже замерла у дверцы. Пальцы Рабдана сжали пряжку ремня — лишь бы не брякнула эта чертова пряжка! — Трудно тебе придется, сынок, — бабай зевнул, прикрыв впалый рот сухонькой ладонью. — Пастбища перезабыл, руки от икрюка и рань- ше-то отвыкли. — Он снова зевнул. — Возьми с собой Бальжит или Раб­ дана... — Я поеду один, — повторил отец и повернулся к умывальнику. — Что ж, сынок, если тебе уж очень хочется! — бабай зевнул в тре­ тий раз. Он посидел, словно раздумывая, что ему делать, и, забыв надеть второй гутул, припадая на босую ногу, пошел к дверце. Но прежде чем выйти, он взглянул на мать. Она торопливо завари­ вала чай и все же успела ответить старику взглядом. В окруженных мел­ кими морщинками ясных глазах старика, в темных, как черемушки, гла­ зах матери Рабдан прочитал одно и то же. Пусть, думают они, вдохнет наш Тудуп молочный воздух степного утра; пусть заклубится под его но­ гами розовая пыль степных дорог; пусть увидит с высоты степных ува­ лов колхозные отары и табуны, новые коровники и кошары; пусть услы­ шит знакомое «мэндэй» и «саингу» от встречных чабанов, табунщиков, пастухов, шоферов, трактористов, комбайнеров, механиков, бригадиров, школьников, — теплые, пахнущие степным хлебом и степными цветами слова приветствий; пусть в медлительном течении солнечного июльского дня зреют в сердце Тудупа добрые зерна — добрые мысли. Мать поставила на очаг перед отцом кружку свежезаваренного чая, хлеб, нарезанный толстыми ломтями, масло, сметану. А Рабдан, в одной майке и трусиках, выскочил вслед за дедом. Тот седлал коня. Не Боршагры — Рабдан вздохнул — а другого ко­ ня: рыжего, с добродушной пятнистой мордой... Мать уже выгоняла овец из загона. Отец взял икрюк бабая и неловко, тяжело уселся в седло. — До свиданья, — сказал он через плечо. Овцы, вылившись из загона густым волнистым потоком, долго шли сомкнутым строем; затем отара расплылась огромным облаком по поло­ гому склону сопки, и словно бы ветер стал постепенно прочесывать, рё- дить это облако, отрывая от него помаленьку серые клочки — овцы раз­ бредались по пастбищу... Да, но как же странно вели себя Шоно и Нойён! Собаки сначала повертелись возле юрты, у загона, поворчали, по­