Сибирские огни, 1958, № 12

ну!.. А он, Тудуп? Он все прислушивался к самому себе: не зазвучит ли, не запоет ли спрятанная там, в глубине души, струна! Рядом с ним неумело, неловко, но весело, с шумом, работали юноши и девушки — десятиклассники — всем классом ушли на целину — и сре­ ди них он увидел молчаливого, сноровистого бурята с круглой, крепкой стриженой головой... Вот такой, может быть, его сын сейчас!.. И вдруг стопудовой глыбой навалился на сердце страх: вот уедет его сын, как этот паренек, уедет из Голубой степи, и он не застанет сына, которого еще никогда не видел. Скорее туда — в Голубую степь, скорее! Какой-то она стала сейчас, родная степь? Ведь все так переменилось кругом!.. И вот он вернулся домой... И отец жив, и жена рядом, и сына застал. А он, что он, Тудуп, теперь! Когда-то бережно собирал любимые книги, переводил на родной язык Пушкина, Байрона, Гейне. Ведь сердце ма­ ленького его народа со времен дымных кочевий отзывчиво на прекрасное, на стихи, на музыку, на песни... И он, Тудуп, не хочет быть пустой гильзой, выброшенной после вы­ стрела из ружья. Ему нужны его книги, его любимое дело! Ум, сердце, руки должны вернуться к творческому труду. Без этого — даже здесь, дома, — не будет ему ни покоя, ни счастья...» Вот о чем думает Тудуп, сын чабана Ивана Юндунова. Друзья Тудупа — Опять гость! — Юндунов ткнул погасшей трубкой в сто­ рону дверцы. Мать поспешно придержала ручку машинки. Рабдан, вздрогнув, бы­ стро перевернул непрочитанную страницу и взглянул на отца. Отец не шевельнулся: казалось, он спит, уткнувшись в подушку на Митиной койке. Ворочались овцы в загоне; сонно шелестели листья берез; где-то близко в траве попискивала кукша; ровно гудели над степью телефонные провода. Нет, не к этим привычным звукам прислушивался бабай. Кто-то едет к ним, кто-то едет... — Совсем сдурел, штолича? — мешая по обыкновению русские и бурятские слова, недовольно сказал бабай. — Скачет по сопкам, как бло­ ха по одеялу! От мотоцикла, от головы — что останется? Красный, точно закатное солнце, мотоцикл Базарона, — с обеих сто­ рон машины взлохмаченными, черными тучами висели Шоно и Нойён,— чуть не ткнулся в дверцу юрты. Мотор фыркнул раз-другой и замолчал, будто Базарон тюкнул его здоровенным своим кулаком. — Саингу! Базарон стоял у порога и смотрел на Тудупа. Больше никого не ви­ дел — только Тудупа. Больше ни от кого он не ждал ответа — только от Тудупа. — Саингу! — помедлив, ответил Юндунов и взглянул на сына. — Мэндэй, — прошептала Бальжит и отошла к посудному шкафчику. Не надо мешать друзьям. Им есть что сказать друг другу... Тудуп перевернулся на бок, лицом к гостю, неловко, мешковато сел, медленно и неловко погладил седую, с проплешинами, голову, неловко протянул дрожащую руку Базарону. И все смотрел ему в глаза: «С чем же ты пришел, старый друг, что ты скажешь, что у тебя на душе?» Базарон сорвал с себя плащ и бросил его в угол; тяжелый плащ еще на лету покорно согнулся вдвое и улегся на землю, по-собачьи уткнув­ шись капюшоном в кошму.