Сибирские огни, 1958, № 12

Он уже сделал было шаг к двери контбры и вдруг обернулся. Все ж, удивляюсь: умный хозяин Доржиев, расчетливый, и взял да отпустил вас в самый сенокос! Впрочем, народ к нему валом валит... Не оскудеет! И он ушел в контору, видимо, не заметив, как потупился Митин отец, как переглянулись остальные, как поспешно разинул рот для ответа Пет­ рищев... Вечером, улегшись на топчан, застланный мешковиной с сеном, Ми­ тя мучительно прислушивался к стонам в соседней палатке, к голосам Нероновны и фельдшерицы. Митя не чуял, как ноют руки, целый день катившие по рельсам вагонетки с породой, как замлели ноги, исходив­ шие сегодня не одну версту вокруг горы... Что-то с маманей, как разро­ дится? — Видала, Домнина! — негромко говорила Нероновна, шастая по земляному полу в соседней палатке. — Видала? Вон мужики какие по­ шли нонче! Бабу в больницу надо, а они ее пригнали на сносях руду до­ бывать! И ведь мимо Шугалая, мимо больницы проезжали! Этот-то, пе- нйще здоровенный, с носом, что твой косырь — пригляделась? — с ним только повстречайся в степи темной ночкой! Я — в столовую с котелком, за супчиком для роженицы, гляжу — он там со своей толстухой. Я — в магазин, белого материалу взять, опять же он там, по полкам зыркает! И этот, лядащий, с бабьей мордой, с ними: до того упился, аж волосья на висках закучерявились! И мелет, и мелет: я и нянькой служил, я и по­ лотером в облисполкоме, я и поваром на фабрике-кухне... Лешему был он нянькой, у черта полы натирал, у ведьмы варево размешивал! Тьфу-ты, прости меня господи! — Потише, бабуся! — степенно и важно остановила старуху Дом­ нина. — Не тревожьте больную (слово «больная» она произносила лю­ бовно, с чувством). Я уж пятые роды принимаю, бабуся, знаю: главное — не надо больную травмировать! — Чего? — переспросила старуха и, понизив голос, продолжала: — А я-то что говорю? С энтих какой спрос? Пустая порода! А муженек-то? А сыночек-то? Сердце есть у них? Или заместо сердца трухлявина? Мйть громко застонала, и обе женщины — и старуха и молодая — замолчав, подбежали к ее кровати. Заснуть ли тут было Мите — под сердитый говор старухи, под хва­ тающие за сердце стоны матери, под неотступным натиском одних и тех же, все одних и тех же мыслей! Митя ворочался на жесткой крапивной мешковине, и сухое сено под ним шуршало, казалось, голосом старухи, и голосом старухи, казалось, поскрипывали ножки топчана: «А муженек-то, а сыночек-то? Сердце-то у них из трухи, что ли!» Заснули, пошептавшись, старики Лобановы в другом конце палат­ ки. И детвора лобановская, погуторив в пять голосов, тоже угомонилась. А отец? Неужто спит? Что, ж, намаялся за дорогу, и на шурфах сегодня, небось, тоже не легко было... Только Петрищевых и Лиходеева где-то черт носит по Ораму. В полдник хватились — нет их в горе — ни Афони, ни Федоры, ни Чалого! А они вот где прохлаждались: в столовке, магазине... Сами же зазвали сюда, а чего-то опять им не то, опять выглядывают. Что им до мамани? Что им до Зинки, до сестренки Митиной? И разве понять им, как хорошо было Мите в юрте у деда Юндунова? И кто у них остался в Улан-Шибири, к кому сердцем прилепились? И чего ищут? Одному, чтоб деньги косяком шли, другому бы четвертинку «бекасика» щелкануть под хорошую закуску... Вот уж верно, подманули за собой дураков! Старуха-