Сибирские огни, 1958, № 12

с молоком, тут и Леонид Евсеевич домой заявится. Сядет, набегут рябью морщинки на смуглый лоб: «Эх, женушка, промашку дал я с новосела­ ми! Помнишь, паренек у нас гостил, Роза и’сын докторши его приводи­ ли, две кружки молока выпил — ведь убег, сволочишка, убег! Да не один убег, а со всей семьей!» Аж кружкой пристукнет о столешницу от обиды! Да, знать бы им, что идет сейчас Митя позади Лиходеева и Петри­ щева, а ноги словно зачугунели. Может, только одна Зинка и понимала, как горчит у него на сердце, — даром что сказать ничего не могла... Да,' сказать не смогла, а все ж по-своему сделала: не поехала с ни­ ми на покос, убежала в избу к Простокишиным — хорониться! Что уж там было! Ни отцу, ни Мите не удалось ничего поделать. Уцепилась Зин­ ка за тетю Павлу, за Алевтину, слезы ручьем, и только головой мотает: «Не пойду, не пойду...» Уж и дядя Родион на них рассердился: «Оставь­ те ее... с характером девка... уж как потом выйдет: или она к вам, или вы к ней... сюда...» Сказали мамане, что после, как устроятся, Митя за нею воротится... Куда ж ей, девчонке, от семьи! А маманя все ж сейчас вот, на телеге, раз обернется, другой — все на дорогу смотрит — не догонит ли их Зинка... «Да, уж никогда бы не подумал, что Зинка «с характе­ ром»! Эх, если бы не Долгор, ни почто бы сам не ушел! Тоже характер по­ казал бы! Пусть там, в геопартии, хоть золотые огурцы растут! Не хо­ чу из колхоза! Нет, только бы о Долгор не думать. Ей что, поиграла, позабавилась с ним, а на уме у нее не Митя, а Бимба. Уж как вертелся он вокруг неё на сурхарбане, как в лицо заглядывал, напевал как! Должно, насчет свадьбы сговаривались! Эх-ма! Пусть уж уносят Митю непослушные чу­ гунные ноги — уносят подальше от Улан-Шибири. Верно, и ему, как от­ цу, на роду написано бродяжить по деревням, станциям да городам, на машинах и теплушках, из одной стороны России в другую... В полночь, перевалив сопку, вышли к Шугалаю. Решили передох­ нуть малость, но от колхозного поселка подальше. Перебрались через не­ широкую придорожную канавку, свернули к торчащим из земли, как ста­ риковские зубы, камням бывшего дацана и приткнулись табором к высо­ кой дощатой ограде ветеринарной лечебницы. Просторный двор ее был пустынен, окна нежилых домов наглухо прикрыты ставнями. Костры не разводили: жевали сухой черствый хлеб, запивая холод­ ной водой из бидонов; говорили сухим, осторожным шепотом. Даже ко­ ня не отпрягли — как бы не расшуметься. «Точно на воровское дело по­ шли, уж так хоронимся, так хоронимся...» Мите казалось, что он стал меньше ростом, а голова его втянулась меж плеч, будто кто замахнулся, чтобы прибить... Почти с ненавистью взглянул он на смутные фигуры Петрищева, Федоры и Лиходеева — они преспокойно расположились под забором на узлах и телогрейках — точно у себя дома, возле теплой печи! Лиходеев уже похрапывал, тонко и жалобно пожужживая, словно целый комариный оркестр пиликал у него в носу! Нет, не спать Мите в эту ночь! Он пристроил, как мог, поудобнее ма­ маню (она все охала да постанывала), возле нее Генку и тихоньк'о по­ брел прочь от табора, держась длинного темного забора ветлечебницы. Луна ярко освещала степь. Высокая трава, щетинистые пучки кустиков бутула, цветы, ярко пестревшие днем, теперь все одинаково светились прозрачной и холодной желтизной. Мите казалось, что свет луны покры­ вает лицо его и руки тонкой, щекочущей паутинкой, оседает золотой пыльцой на сердце и поднимается густым расплавом к горлу.