Сибирские огни, 1958, № 12

презрительно Ниме. — К тебе не допускают. Так, что ли, без драки сдаешься? г — Пусти его, — холодно, с достоинством сказал Нима. Ильдушкин откуда-то из-под халата вытащил кушак и в одно мгно- вение перепоясал Петрищева. Иди! сердито крикнул он. — Хочешь по-монгольски бороть­ ся, иди! ^ И поднял руку, призывая зрителей к тишине. Но и так было тихо — словно кругом была одна пустынная безлюд­ ная степь. Петрищев не стал натирать руки песком! Он не стал испытывать и силу противника: ему надо было Ниму «сшибить пальцем!», чтобы вся «степ» ахнула, преклонилась перед его, Афонькиной силушкой! И он сразу, с разбега, навалился на молодого парня широким кости­ стым телом, чтобы смять, сокрушить, подавить его медвежьей своей си­ лой. Но Нима, извернувшись, выскочил из-под Петрищева, как кузнечик из-под сачка, и отступил на шаг. Петрищев глухо рявкнул и в новом тя­ желом броске рухнул на Ниму всем телом. Нима закачался стебельком, рубцы на его спине потемнели, казалось, они лопнут, и из них брызнет кровь. А руки молодого шофера, обхватившие новосела, замелькали, как крылья ветрянки, — будто не две, а четыре, шесть рук оказалось у Нимы, и все они уцепились за красный кушак Петрищева. Он просунул тонкую’ крепкую ногу меж ногами противника, яблоками вздулись на руках мыш­ цы, — миг, и огромное тело Афанаса Петрищева повисло в воздухе. Но Нима не бросил его, как Бимбу, плашмя, — нет, ловким швырком он по­ садил его на землю — просто-таки впечатал задом, как иные матери са­ жают в сердцах раскапризничавшегося ребенка! Петрищев сидел, широко раскинув ноги, вцепившись руками в тра­ ву, и тупо слушал, как улюлюкал, свистел, заливался хохотом, ревмя ре­ вел развеселившийся стадион. Потом он вскочил, потрясая пучками вырванной травы, готовый, ка­ залось, растерзать своего противника. Но перед ним выросли фигуры двух стариков. Всё, сказал незлобиво Ильдушкин. — Земли коснулся, — всё- Запомни: быстрая речка до устья не доходит. Иди. Он осторожно распоясал Петрищева. Тот, качаясь, побрел прочь с пучками травы, судорожно зажатыми в обеих руках, и комочки зем­ ли сыпались с этих пучков, как сухие слезы обиды, изумления и злобы... Никому не нужной, жалкой и глупой показалась Рабдану вся эта бы­ стролетно промелькнувшая сцена. Только праздник испортили! Будто смотрел интересную кинокартину, и вдруг по экрану расплылось темное, грязное пятно! Он, даже не взглянув на стадион, куда выходила новая пара борцов, бросил лишь быстрый взгляд на Дариму и тихонько поднял­ ся и пошел вдоль первого ряда зрителей. Невольно он повернул голову в сторону длинной скамейки. Мити на ней уже не было. Не было на ней ни Митиного отца, ни Митиной сестренки, ни Митиного братишки, не было ни Петрищева, ни Лиходеева. Их места заняли другие зрители. Мель­ кнула тревожная, острая, как нож, мысль: «Неужели все же Митя уй­ дет?», — но ее настигла и погребла другая, более тревожная сейчас для Рабдана: надо еще раз перед скачками промять Боршагры и надо поспе­ шить на Шибанову сопку, — там, сразу после окончания барильдана, на­ чнется состязание лучших наездников Голубой степи... И Рабдан, как недавно до него кто-то другой, с надеждой посмотрел на освещенную солнцем древнюю и молодую Шибанову сопку...