Сибирские огни, 1958, № 12

Она еще не могла как следует ходить и была привезена на маленьких лубяных санках моей и ее младшими сестрами. Жена сказала мне, что товарищи то­ ропятся с организацией моего побега из’ лагеря. В городе широко распространи­ лись слухи, что, как только следствен­ ной комиссией будет закончен пере­ смотр всех дел, нас, приговоренных к заключению до политического суда уч­ редительного собрания, отправят к ата­ ману Семенову. Есть два предположе­ ния о способах побега: или через госпи­ таль с помощью сочувствующего боль­ шевикам австрийского медицинского студента Антона Кранца, или по под­ ложному ордеру следственной комиссии. Было решено, что к следующему свида­ нию, через неделю, жена мне сообщит, на каком из этих способов побега това­ рищи окончательно остановятся... Дня через два я был обрадован по­ сещением. Меня навестил Всеволод Иванов. Он принес мне изрядный мешо­ чек турецкого табака-самосада с огорода своего отца в Лебяжьем. Душистый го­ лубоватый дымок этого табака немало скрашивал последние дни моего пребыва­ ния в концентрационном лагере. Минула условленная неделя. Жена на этот раз пришла самостоятельно. Она сообщила, что Н. П. Егоров достал че­ рез товарищей из подпольного паспорт­ ного бюро надежный бланк ордера следственной комиссии на освобождение с печатью и необходимыми подписями. Остается только вписать фамилию, осно­ вание и дату освобождения из лагеря. Все, с кем Егоров советовался, считают, что сейчас, когда идет спешная разгруз­ ка лагеря от случайных элементов, есть почти полная уверенность в удаче. Обдумав все, я согласился с предло­ жением Егорова. Я вспомнил месяц и число доклада следователя Зорина по моему делу, и мы договорились, что следует внести в ордер. В комендатуру лагеря ордер должна передать жена. Тут был очень большой риск, но иначе могли возникнуть ^подо­ зрения. Все должно было произойти в ближайшие три-четыре дня. Мы крепко обнялись с женой, не зная, когда и как увидимся вновь... Прошел день, за ним другой, третий... Никаких известий. На душе было смут­ но и тревожно. Как пройдет передача ордера? Ведь провал грозил не только мне, но и жене самыми тяжелыми по­ следствиями. Наступил четвертый день. Тревога й душевная тяжесть нарастали. С утра я не находил себе места. Минуты тяну­ лись, как часы. Вот уже темнота ранне­ го зимнего вечера занавешивает окна. Один за одним, как по нитке, загора­ ются зыбкие огоньки светилен. На этот раз они не радуют... Вдруг часов в семь открылась дверь барака, и по пояс в морозном дыму на пороге встал припорошенный снегом, похожий на мельника, Буревестник. — Олэныч! К коменданту! — и он повернулся к выходу. Одеваюсь. В голове сталкиваются про­ тиворечивые мысли. Неужели — осво­ бождение? Но почему в такое позднее время? Или это провал, жена задержа­ на и предстоит очная ставка? Стиснув зубы, шагаю за провожатым. Хруст сне­ га отдается в ушах, как гром. Вхожу в комендатуру вслед за Буре­ вестником. Он ведет меня прямо к по­ жилому чеху за канцелярским столом, прикрытым синей бумагой с чернильны­ ми пятнами. Перед чехом толстая папка с документами. Ищу глазами жену. Ее нет. Что это все значит? Что будет дальше? Чех берет какие-то две бумаги в четвертушку листа, лежащие в папке сверху. Одну из бумаг он дает мне, дру­ гую кладет на стол и, глядя в нее,., спрашивает: — Фамилия? Отвечаю. — Роспишитесь! Расписываюсь в нижнем углу: -«Полу­ чил 18 января 1919 года». Чех все так же отрывисто бросает: — Собирайте вещи! Можете вйходить из лагеря. За новым документом завтра явитесь в следственную комиссию. Как просто все произошло! Но в про­ стоту эту я все еще не хочу верить. С бумагой в руке, даже как следует не про­ читав ее, выхожу в освещенный мутным светом редких фонарей двор. Он пуст. Никто меня не сопровождает. Решаю не возвращаться в барак за вещами: вдруг откроется все дело. Каждая секунда до­ рога. Иду прямо в караульное помеще­ ние. Предъявляю часовому бумагу. Он пропускает меня на улицу. Сыпал сухой снежок. Я перешел пу­ стынную площадь, завернул за один угол, другой и вот уже стучу, как было условлено, в низенькую дверь хибарки татарина Шаримзяна Магдеева на Учеб­ ной улице. Дверь открыл Магдеев, и я вижу за ним жену. ...Рано утром с переселенческого- пункта за мной приехали санки, запря­ женные парой лошадей. Мне привезли отцовскую, широкую и длинную, с боль­ шим воротником баранью доху, пыжи­ ковую шапку и чесанки с глубокими ва­ ляными калошами. Закутанный, как полярный путешест­ венник, сажусь в сани. Окраинами мы выезжаем к Иртышу и спускаемся на лед. Лошади сразу подхватывают. Снег, серебрясь, пылится под стальными по­ лозьями, комьями взлетает из-под лоша­ диных копыт. Белый простор широкой реки слился со степью, уходящей на горизонте в низкое, мутно-голубоватое небо. Мороз и ветер захватывают дух.