Сибирские огни, 1958, № 12

ченно о чем-то думал. Так как мы были одни, я достал револьвер и подал его Панаеву: — Нашел в душнике печки. Это дело уборщика. Панаев схватил револьвер, быстро глянул в барабан и, убедившись, что патроны на месте, спрятал его в задний карман галифе. Хориная мордоч­ ка Панаева просияла. Он сразу перешел на ты: — Вот спасибо! Как только выйду, принесу тебе табаку! Вскоре он задремал. Часа через два ко мне зашел Влади­ мир Полюдов. Я остановил его предосте­ регающим знаком, спустился вниз и рассказал о только что пережитом. Полюдов, подумав, сказал: — Надо увести его в офицерское от­ деление. Интересно, какой это Панаев? — он подошел поближе к нарам. Вдруг оттуда послышалось радостное восклицание: — Володька! Над верхними нарами показалось из­ мятое лицо Панаева. Полюдов приятно удивился: — Панаич!.. И между ними начался приятельский разговор. Оказалось, что Панаев и бра­ тья Полюдовы учились в одной и той же учительской семинарии. Потом Полюдов предложил Панаеву: — Перебирайся, Панаич, к нам, в офицерское отделение. Тут грязь, а там чисто, светло. Да и все свои, офицеры. Давай-ка вещи и слезай. Панаев с пьяной хитринкой посмотрел на него, шевеля усиками: — Н-е-е-т! Я останусь здесь. Нашел хорошего знакомого и теперь уходить? К моему счастью, в тот же день он был выпущен. ...Я снова вернулся в общую камеру. Возможность вести наблюдения через приоткрытую дверь камеры и окно на улицу позволили мне замечать некото­ рые детали быта гарнизонной гауптвах­ ты. Одновременно со мной сюда были переведены Полюдов, Кухтерин и Нарке­ вич. Их, как и прежде, поместили в ка­ мерах офицерского отделения. С некоторого времени я стал заме­ чать, что по вечерам вооруженные сол­ даты приходят то за одним, то за дру­ гим из них, и они куда-то надолго исче­ зают. При случае я спросил Наркевича, куда его уводят по вечерам.. Он ответил, что на допрос в чешскую контрразведку. То же самое говорил мне и Полюдов. Потом я увидел, что Полюдов в сопро­ вождении часового нередко уходил с гауптвахты и днем, а возвращался почти к поверке. Каждый раз на улице к нему присоединялась жена. Вскоре Полюдов сказал мне, что за облегчение условий его жизни на гауптвахте хлопочут род­ ственники жены из казачьей верхушки. Объяснение было правдоподобным. Од­ нако эти льготы все больше отчуждали меня от Полюдова и усиливали мою на­ стороженность. Вскоре Кухтерин исчез с гауптвахты. За ним последовал и Наркевич. Этот левоэсеровский «сверхреволюционер» вступил в белопольский легион. Однако он не ушел от своей судьбы. Когда в конце 1919 года части Пятой Красной Армии настигли и разбили легионеров под Ачинском, Наркевич был захвачен в плен. Куда сложнее, как потом оказалось, было дело с Полюдовым. Умный и, по- своему, даже обаятельный, превосход­ ный артист Владимир Полюдов так вел свою роль, что до самого своего разобла­ чения, уже в 1928 году, пользовался большим доверием. Он, якобы по хода­ тайству родственников жены, был выпу­ щен на поруки. Держал он себя в пери­ од колчаковщины умно и тонко, время от времени «скрываясь» на разных квар­ тирах, как он говорил, в ожидании по­ вторного ареста. Последнюю морозную, ноябрьскую ночь 1919 года, накануне прихода советских войск в Омск, Полю­ дов провел на сеновале во дворе дома, где жила моя жена. И вышел оттуда ут­ ром совершенно окоченевший, когда ча­ сти Красной Армии уже вступили в Омск. С первых дней восстановления Совет­ ской власти Владимир Полюдов занимал ответственные посты заведующего губ- оно, заместителя заведующего Сибоно, наконец, председателя Красноярского окрисполкома... И тут ударил гром. Про­ изошло это так. Полюдов уехал в Кисловодск, в сана­ торий, но через неделю он был срочно вызван в Сибкрайком ВКП(б). Приехав в Новосибирск, Полюдов явился к сек­ ретарю Сибкрайкома Р. И. Эйхе. Он сел в кресло у стола и сейчас же обратился к Эйхе с упреком: — Почему мне срывают лечение? Ведь у меня не в порядке сердце... Эйхе посмотрел ему в глаза: — Вы лучше ответьте на вопрос — не допустили ли вы при белых чего-ни­ будь компрометирующего? Пойюдов побледнел и возмущенно вскочил: — Что за бред? Это чья-то гнусная клевета! Эйхе достал из ящика стола какую-то бумагу и протянул ее Полюдову. — Это вы писали? Это ваша подпись? Полюдов сразу обмяк и опустился в кресло. Лицо его облилось потом. ' — Но ведь это я сделал в последнюю минуту, спасая жизнь. И никого не вы­ дал!.. ' Бумага, предъявленная Полюдову, была его заявлением на имя начальника контрразведки красильниковского кара­ тельного отряда есаула Катанаева. В нем Полюдов просил, учитывая уже оказан­ ные им неоднократно большие услуги,