Сибирские огни, 1954, № 2

обо всех нас — и заставишь биться жарко-жарко юные сердца. Может быть, и в двадцать первом веке, полон сил, участвуя в борьбе, будешь петь о новом человеке — потому завидую тебе. А пока, пусть рифмы ненадёжны, жизнь зато, товарищ, такова, что не быть творцом в ней невозможно. Много чувств — найдутся и слова. И блестят необычайным светом над стихом задорные глаза. Ваня Зайцев, станешь ты поэтом — и никто не скажет: — Чудеса! ,,Мать-природа“ Яркорыжий, загорелый, с непокрытой головой — это он, Фома Горелов, 1 наклонился над грядой. I Далеко видать: маячит, долго смотрит неспроста — озабочен снова, значит (между прочим, как всегда!). Всё душнее зной с востока. Эх, дождя б на огород! Вон и туча издалёка не спеша уже встаёт. Меркнет летний полдень жгучий. Вербы гнутся. «Быть дождю!» — ставит молния на туче резолюцию свою. И мгновенно нарастая: — Быть дождю! — грохочет гром, росчерк молнии читая. I Закрутилась пыль винтом. Громко стукнула калитка. Землю кроет полутьма. — Будет знатная поливка, — озирается Фома. Рад колхозный огородник — он прикинул наперёд, сколько влаги тут сегодня на гектары упадёт. Но заминка приключилась: хоть и гром над головой, ничего не получилось из поливки даровой. Много было треску-блеску. Думал, дождь проймёт насквозь, Но на землю, как в насмешку, капель десять сорвалось — и ушла, ветрам в угоду, туча в сторону лесов. — Эх, природа, возишь воду, а не знаешь адресов! Усмехнулся: — Удивила, рассыпая фейерверк. Погоди, найдётся сила — будешь взнуздана навек. Поглядим тогда, легко ли, громыхая свысока, так, помимо нашей воли, обойдёшь нас. А пока... ...Мотористы, график помня, подключают провода — и пошла шуметь на склоне, взмыв фонтанами, вода. Может, сто и двести радуг загорелось над Фомой в водяной пыли. — Порядок!.. Заодно 6 ботвой-листвой, наклонясь над грядкой лука, душ принять и сам он рад. Замечательная штука — дождевальный агрегат! Поневоле скажешь гордо, улыбнувшись веселей: дескать, так-то, «мать-природа!» Поучись у сыновей!..