Сибирские огни, 1954, № 2

Кондр. УРМАНОВ ПОДРУГА ДЕТСТВА Я поднялся на перевал горы Омур-тау1. Ещё далеко до заката; е этой высоты, к югу, я вижу неоглядные просторы Атбасарской степи, голубую ленту реки Джабайки, и недалеко от неё — нашу школу. Стоит она, ок­ ружённая высокими тополями среди степной равнины, вдали от сёл и горо­ дов. Там начало моего пути в жизнь, там — начало моей дружбы и любви. ...Болью и радостью запечатлелось то далёкое время в моём сердце. Помнится — в ту осень умер Лев Николаевич Толстой и невысоко над горизонтом, в закатный час, пролетела комета Галлея с широким пылаю­ щим хвостом. Мы, дети крестьянской бедноты, собравшиеся из разных мест, чтобы получить начатки знаний «на казённый счёт», очень немного знали о Тол­ стом. Когда прекратились разговоры о том, что комета ворвётся в атмос­ феру Земли, заберёт весь кислород и всё живое умрёт (об этом сказал нам управляющий школой Пётр Кузьмич), в библиотеку потянулись многие из учеников — познакомиться с произведениями великого писателя. Летом и осенью, занятые работой на полях и лугах, мы редко видели наших учителей, но постоянно находились под присмотром Петра Кузь­ мича, От его холодных серых глаз трудно было укрыться, чтобы посидеть с товарищем, по-детски вспомнить своих близких и родное село. Высо­ кий, в плотно застёгнутом зелёном мундире с золотыми пуговицами, он возникал неожиданно и наводил на нас страх. Закончив уборку хлебов, мы садились за парты и огрубевшими пальцами брались за карандаши, учебники и тетради. Впрочем, в тот год мне с учением не повезло. Осенью я заболел и под­ нялся не скоро. Привезённый из города Атбасара фельдшер осмотрел меня и, выходя из спальни, уже в коридоре, сказал управляющему: — Жесточайший ревматизм... Всю мучительную силу своей болезни я узнал позднее, а пока, часто на четвереньках, переползал из спальни в класс и внимательно слушал уроки. Мне нельзя было отставать от других, управляющий мог отправить меня домой за неуспеваемость, а этого я боялся. Зимой, прикованный к постели, я много читал. Особенно увлекли ме­ ня Пушкин и Горький. Пушкина я полюбил за глубокие певучие стихи, Горького — за рассказы о босяках, о людях стойких и своевольных. О писателях я думал, что это люди особенные, отмеченные богом, на­ верное, они и по внешности отличаются от других людей. Я слышал, что писатели ездят по всему свету, и казалось удивительным, что Горький всё ходит и ходит по родной земле, постепенно встречает всяких Челка- шей, Емельянов Пиляев, старух-сказочниц и так интересно о них пишет. 1 Гора жизни (казахск.).