Сибирские огни, 1949, № 4

Кто тут прав и кто тут виноват? Не поймет сама, что это значит: начала расспрашивать подряд — и никто не смог решить задачу... ...Покачала бабка головой, не простилась и ушла старушка... ...Дверь закрыла Римма за собой и лицом упала на подушку. Тихо плечи дрогнули у ней. Римма Алексеевна, не смей!.. Слышишь, как звонок поет за дверью; вспомни: в классе тридцать малышей — .ведь они-то ждут тебя. И верят! СОН Под глазами — темные круги. Опустились худенькие плечи. Тяжелы вы, первые шаги. Что же делать? Может быть, вот лечь ей, зарыдать, да биться головой, захлебнуться горькими слезами? Может, завтра выехать домой — приласкает, успокоит мама. Девушка ошиблась, может быть: не по силам тяжесть, трудновато, и пока не поздно — позабыть о любимой школе, о ребятах? Оглянись: широк ведь белый свет — бросить все без боли и сомнений?.. Ну, а комсомольский твой билет — честь твоя без пятнышка и тени? Думы, думы... Кровь в виски стучит. — Как же быть? — Сама того не знаешь... А метель за окнами шумит мутная, сибирская, шальная. И метели бешеной подстать в голове проносятся у Риммы мысли,— вот попробуй разобрать этот хаос весь неудержимый. Ночи, ночи долгие, без сна, сколько их внезапно навалилось! За столом опять она одна. Голову на книги уронила... ...Кто-то будто шепчет у стола, приложив к губам своим ладони: — Краснодол — название села... А слыхала ты о Краснодоне? — Краснодон... Зачем же Краснодон? Кто там стонет за окошком, мама?.. Невидимкою тяжелый сон обхватил, понес ее упрямо. . ..К ней Олег подходит Кошевой, поседевший, юный и красивый, льется кровь из раны ножевой, но в глазах — огонь неугасимый. Благородный, смелый — вновь живой, недоступный забытью и тленью, с поднятою гордой головой рядом с ним встает Сергей Тюленин. Черных кос тяжелое кольцо появилось тихо из тумана, и над Риммой смуглое лицо наклонила Громова Ульяна. Смутный гул раздался впереди. Вот они — ты встань и погляди. Вот он, комсомольский Краснодон, на тебя сурово смотрит он... Все молчат и ждут. Она встает... Рвется с губ взволнованное слово, поднимает голову — и вот раздалось: — Я, Римма Хрусталева... ...В се исчезло. Белый снег кругом. Солнце льется золотой слезою. По сугробам твердым босиком медленно, с .трудом проходит Зоя. К солнцу, к счастью трудною тропой медленно проходит ученица. Успокойся, Римма. Что с тобой? Что так сердце бешено стучится? ...Вот тихонько к Римме подошла, наклонилась старая Федосья: — Дочка, ну, а ты бы так смогла?, Отвечай-ка, девонька, не бойся. Смотрит прямо в юные глаза мать прославленного генерала. Где-то далеко гремит гроза. — Да, смогла бы, — Римма прошептала. Закивала старая в ответ, точно молодея, улыбнулась... ...В окна брызнул розоватый свет. Римма Алексеевна проснулась. ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ Сколько лет не увидеть ей одноклассников и друзей? Все, впервые вступая в жизнь, далеко они разошлись. — Будь счастлива,— ей пишет мать.— Да не вздумай в глуши скучать... Как спасибо ей не сказать за любовь ее, за совет? Да в глуши-то как раз скучать никакой возможности нет. По минутам — вся жизнь и труд. От каракуль и первых клякс малыши-лервыши растут по минутам, из часа в час.