Сибирские огни, 1949, № 4

Мать заметила, что он слишком приблизил лицо к кальке, слиш­ ком напряженно всматривался в довольно ясные линии. — Все здоровы, — сдавленно сказала она. — Тоня — хорошо. Что же Тоня, хорошо живет... Она спит. Антонина не спала. Она вслушивалась в мужской голос, не вери­ ла, боялась ошибиться и, не выдержав, накинула на себя халат и при­ открыла дверь. При неровном свете лампы увидела она Сергея. Его лицо, какого ни у кого нет на свете, его губы, руки, большие и сильные. Ей хоте­ лось броситься к нему, но ее испугали очки и непривычное чувство ви­ новности мешало ей сдвинуться с места. Он, еще не понимая, кто стоит в дверях, протянул руки, значит, ему мать ничего не рассказала. Сергей сказал, как и прежде, как всегда он говорил ей: — Здравствуй, маленькая... Антонина припала к мужу и всхлипнула. Потом сразу же поняла, что он все еще в шинели, что ему надо вымыться с дороги, что он, возможно, голоден. Наталья во все глаза смотрела на нее, познавая ее только в эти минуты. В Антонину словно вдохнули жизнь. Она была расторопна, заботлива, сняла с мужа ши­ нель, растопила печь, чтобы согреть воду и ужин. Откуда-то стреми­ тельно достала белье. Все время расспрашивала и говорила сама. Ни­ когда в эти годы голос ее так не звенел, никогда так она не бралась з а дела. Сейчас это была новая женщина, незнакомая, вся иная. Она рассказывала мужу торопливо, словно боялась, что ей кто- нибудь помешает: — Я много думала, Сережа, я тяжело думала. Я тебя так ждала, особенно последнее время... Вначале я растерялась, я будто ослепла, не видела, что делается вокруг и потом — мама.... Она мне столько дала... Она даже не знает этого! И все! В доме — семья, Сережа, и на улице — семья, и в цехе — семья, и всюду — семья. Вот что я поздно узнала. Я ошибалась. Много ошибалась. Подожди, Сережа, я должна тебе все сказать. Мне доказали, что я могу, что я обязана давать боль­ ше, что я должна... Я же всегда нуждалась в опоре. Теперь я сама могу... да, да. Я чувствую, что я могу находиться в строю, и ты знаешь, с тех пор, как я разметчица, я словно совсем другая. Она не говорила мужу, как сильно уставала на работе. Только когда Сергей взял ее руку, испуганно отдернула ее. — Не смотри, Сережа, ногти у меня сломались. Маникюр не дер­ жится... Однако он завладел ее руками, ненасытно гладил и целовал их. Точно утешая ребенка, говорил: — Ничего, теперь все будет хорошо, маленькая. — И поправил­ с я .— Да, Тоня, подруга моя, все будет хорошо! Он недоверчиво слушал рассказы о Нине и только поворачивал го­ лову на голос то матери, то жены. — Неужели шила по ночам? Ну, разбуди ее, Тонечка, ну я прошу тебя.... Антонина спросила у Натальи Григорьевны: — Разбудить? Та кивнула. Когда Антонина вывела из горницы к Сергею Нину, упиравшуюся со сна, протиравшую глаза кулачками, он сказал вопросительно: — О-о? Нина прошептала: — Папа?..