Сибирские огни, 1949, № 4
■смешно ковылял; если его держали за руки, переваливался с ноги на ногу, как утенок. Однако Мария сердилась, когда кто-нибудь ей го ворил об этом, и всякий раз просила мать: — Не носи ты мне его к заводу, я сама буду приходить. Наталья Григорьевна не хотела этого слышать. Ребенок стал тяжел. Кормили его теперь через четыре часа. Когда Мария задерживалась в цехе на вторую смену, матери прихо дилось его носить по три—четыре раза в день. Она уставала, но, видя, как много работает дочь, скрывала свою усталость. В этот день она долго ждала Марию в проходной будке. Так еще не бывало, чтобы дочь не вышла к ребенку. Женщина-вахтер привыкла к частым приходам старой Коржавиной, рассказывала ей о заводе, о себе, сегодня отдала ей свою скамейку. — Отдохни... Из завода никто не показывался. Люди шли только в одном на правлении— на завод. Когда открывали дверь, Наталья Григорьевна видела, как люди шли по блестящей сетке рельс и дорожек. Вахтер говорила ей: — Выйдет Мария Федоровна, обязательно выйдет! У нее, говорят, •сегодня — вроде именин. Вот выпустит плавку и выйдет. Говорят, на целых пять метров площадь в печи увеличила, а сегодня первый раз плавят, вот она и задерживается. Видишь, как люди-то идут на завод. Это все к мартену. Там уже и инженеры все, и директор, и председа тель райсовета. Пять метров — шутка сказать. Это какая же экономия получается! Федя все нетерпеливее тянул руки и, наконец, заплакал. В проходную с улицы вошел Голубев. Увидя Коржавину, удивленно спросил: — Ты зачем здесь, мать? Узнав в чем; дело, он улыбнулся: — Ты туда проходи, на завод. Подожди, я устрою... Он ушел. Через минуту вахтеру позвонили. Ребенок ревел все сильнее. Вахтер, словно подразнивая Наталью Григорьевну, тянула слова: — Женщина с ребенком? — кричала она в телефонную трубку. — Тута. Знаю, что мать. Значит, пропустить? Ну, так что же, пускай идет... — И сообщила доверительно: — Сам директор звонил... направо иди, а потом прямо... иди, чего уж там... XI Вспомнила Наталья Григорьевна, как носила мужу обед, завязан ный в красный платок! с белой каймой. В проходной будке всегда было крепко натоплено и пахло мазутом. Наталья Григорьевна никогда по том не могла забыть этого запаха. Женщины, дети, принесшие обед родным, как и она, ожидали здесь перерыва. После гудка* они влива лись в большой заводской двор. По узеньким, похожим на игрушечные, дорожкам парни провозили на тачках и на вагонетках шихту к мартену. На телегах увозили куда-то листы железа. Они лежали, отливая сине вой, стопкой друг на друге и походили на большую гремящую книгу, страницы которой иногда поднимались кверху, как загнутые. У марте на огромные болванки стали лежали штабелями. Свалка железного хлама ржавела в стороне. Наталья Григорьевна входила в огромный
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2