Сибирские огни, 1949, № 4

— А что, мама, война затянется, и Петр ведь поспеет...— задумчи­ во сказала Мария. — Сохрани бог! Они начали считать, сколько же воюет людей сейчас от их семьи: — Николай — раз, Сережа — два, Илья — три, — считала мать, за ­ гибая пальцы на руке. — Зятья: Иван, Павел, Александр, Юрий, твой Евгений — это восьмеро будет... Ох, Анатолия своего забыла — девять. Внуки мои: еленин — Вася, Николаев — Саня — одиннадцать. Илья — клашин — двенадцать, Анна — тринадцать... — Я, мама, пойду, прилягу, — перебила тихонько Мария и отошла. — Да, четырнадцатого забыли, — крикнула ей вслед старая мать. Мария обернулась. — Ефима — тасиного жениха. Можно, я думаю, считать. С пустыря Дарья Овсюкова крикнула: — Идут, Григорьевна! Елену Федоровну ведут! И то, что Елену ведут, а не сама идет она, было страшно. Елену посадили на скамью, рядом с матерью, где только что си­ дела Мария, расстегнули ей кофточку. Голова ее падала. Тася строго сообщила: — Васю у нас убили... Никифорыч, сидя на корточках перед Еленой, говорил: — Вот беда-то какая.... А ты отсюда, Федоровна, не торопись: здесь ты с матерью. С матерью — легче. А о севе не беспокойся. У нас, знаешь, как на работу кинутся! Рук не опустим! Д а мы за Василия... Ты поживи здесь, тебя народ не подведет: не малы ребята. Д а и малы ребята у нас после такого на пашню выйдут. В пять дней сев закончим! Ты поживи с матерью, Федоровна, просим тебя об этом. С матерью вместо трех слезок одну прольешь... Борода старика дрожала. Мимо них спокойно текла жизнь: стрекотали кузнечики, суетились на тропке воробьи. Женщины с пустыря, точно сговорившись, одна за другой пришли в огород к Державиным и в молчании начали копать гряды. — Тошно мне, мама! — сказала Елена. Наталья Григорьевна положила голову дочери к себе на колени. Елена затихла, только плечи ее время от времени вздрагивали. — Не за праздным столом твой Василий умер, а за честным де­ лом, — сказала мать. Мысли рвались, забегали вперед, исчезали раньше, чем она могла их уловить. Но что-то складывалось, закреплялось в сердце, волно­ вало. Мать продолжала шептать: — Перво-наперво, мы должны быть сильные — вот что главное в нашей жизни... Солнце блестело в волосах Елены. Кричали птицы вверху. От реки несло прохладой. — И ты свое сердце не тирань... Подожди, вот война кончится, мы и поедем с тобой по всей земле, искать васину могилку. Найдем ее, одерним, звезду поставим, калину посадим, чтобы было на чем пти­ цам песни петь. Елена, всхлипывая, закрыла глаза, как только мать замолкла, она потребовала: — Говори, говори еще! Личное несчастье отрывает человека от людей, от общей работы. Мать понимала это смутно. Поглаживая голову дочери, шептала над ней: