Сибирские огни, 1949, № 4

каждого нового зрителя. Зал наполнялся. Главным образом, шла на спектакль молодежь. Кто-то испуганно сообщил: — Ребята, смотрите, артисты театра пришли! Ну-у, теперь про­ валим! Около глазка столпился весь кружок. Немного побледневший Вар­ ганов оборвал паникера: — Что за разговоры? Наоборот, мы должны радоваться, что к нам пришли настоящие мастера. Потом они нам скажут о недостат­ ках спектакля, и нам это поможет. Началось первое действие. Виктор и Антонина не были заняты и могли вволю разглядывать зрителей. В первом ряду они нашли не­ навистную Мусю — даму с кудрями. Она сидела надувшись, то и дело откидывая с плеч волосы, с брезгливой гримасой на лице. Виктору было стыдно признаться, что больше всего он боялся этой женщины: ему придется глядеть ей в глаза, говорить для нее чудесные слова, которые ей никогда не понять! Он спросил у Антонины: — Интересно, есть ли у нее дети? Какая она мать? Антонина отчего-то смутилась и отошла от него. Артисты театра — их было немного — сидели сразу за Мусей, при­ тихшие, внимательные. И странно — Виктор их не боялся: они долж ­ ны все понимать. Только к последнему действию он забыл о своей ненависти к даме в пестром. Суфлера не было слышно. Шмага превосходно знал роль. Все играли «во всю силу», как и просил Виктор. Страстно, с болью говорил он последние слова: — А бывают матери и чувствительные: они не ограничиваются слезами и поцелуями, а вешают своему ребенку какую-нибудь золотую безделушку: носи и помни обо мне! А что бедному ребенку помнить! Зачем ему помнить? Зачем оставлять ему постоянную память его несчастья и позора? Ему и без того каждый, кому только не лень, напоминает, что он подкидыш, оставленный под забором. А знают ли они, как иногда этот несчастный, напрасно обруганный и оскорблен­ ный, обливает слезами маменькин подарок? Где, мол, ты ликуешь теперь, откликнись!.. Каждое слово он прочувствовал с такой силой, что оно стало частью его сердца. Но сейчас поднялось в нем новое, чего он не ждал: он ненавидел, по-настоящему ненавидел матерей, бросающих своих детей. Случайно взглянув в первый ряд, освещенный огнями сцены, Анто­ нина обомлела: дама в пестром плакала. После спектакля Антонина и Виктор бродили по улицам. Падал снег, пушистый и ласковый. Антонине приятно было прикосновение к лицу снежинок. Она их отдувала, нарочно скользила и тихо вскри­ кивала. Виктор прижимал к себе плотнее ее руку и тихонько смеялся. Хорошо было итти и молчать, и знать, что и он молчит оттого только, что ему хорошо. В сквере они сели на скамейку. Варганов заговорил о том, о чем Антонина в эту минуту забыла: о ее дочери. — Как звать ее? Ниной? Хорошее имя... Счастливая она, чудес­ ная у нее жизнь будет! — Я тоже — счастливая, — засмеялась Антонина, стараясь переве­ сти разговор. Ей не хотелось говорить ни о чем другом, кроме своего, чувства и своего доверия к нему.