Сибирские огни, 1949, № 4
Неожиданно Антонина заплакала, всхлипнула громко и спрятала лицо в ладони. Завьялов и Мария прекратили разговор, сели рядом на скамейку. Петр остался перед чертежом один. Девушки, сидя за столом, недо вольно переглядывались. — Начала во здравие, кончила за упокой! Наталья указала им глазами на присмиревшую Нину. Взгляд был сердит, и девушки поняли, что должны молчать, должны как можно дольше уберечь маленькую сестренку от осуждения ее матери. Нина, гвидя мать плачущей, тотчас же подсела к ней и захныкала, полагая, что с мамой несчастье. — Не плачь, мама. Антонина тоскливо оглядела избу и закуталась в пушистую коф точку. — Неужели долго так будем жить? На столе было тесно. На нем стояла посуда, лежали учебники, стенная газета. Неожиданно Петр щелкнул пальцем по чертежу и пе чально сказал: — Ничего я в них пока не понимаю! — Так невозможно заниматься,— проворчала Тася, откидывая с плеча косу. Неожиданно резко и раздраженно выкрикнула Антонина: — Ты, Таисья, могла бы жить в деревне! Не так уж далеко, поезд ходит каждый день, у нас было бы просторнее. Тася медленно поднялась и стояла так, заслоняя от всех свет, па давший из очага. В наступившей тишине Наталья Григорьевна сдав ленно переспросила: — Что ты сказала? Для нее давно уже не было разницы между дочерьми, внуками и невестками, женами ее сыновей. В каждой из них она видела себя, узнавала приобретенные от мужей привычки. Слова невестки пали на нее, как удары. Она сидела, сжав плечи, отчего сразу стала маленькой и старой. Совершенно отчетливо вспоминала она, как когда-то давно, рабо тая в мартене с сыновьями, Федор поставил главным у печи младше го — Сергея. Как обиделся на это Николай, и как она дома попрежне- му подавала пищу раньше! старшему Николаю, как намеренно у него, у старшего, спрашивала совета в делах. И ссора, готовая разразиться между братьями, притихла в самом начале. Вспомнила Наталья Гри горьевна и то, как впервые дала урок детям — быть бережливыми. Пор вала Анна платье, И мать! дала ей иголку и нитки, и спокойно сказала: «Почини», а та разревелась и пошла жаловаться отцу. И тот понял мать и сказал: «Ну и правильно: почини сама». Она страдала, если между детьми начинались» размолвки. Дети ее не слышали родительских споров, выросли в уважении к родителям и друг другу. Мать не понимала семей, в которых изгоняли детей из до ма, а впоследствии дети выкидывали вон родителей, людей, давших им жизнь, морили родителей голодом. Наталье Григорьевне хотелось, чтобы ее дети оберегали друг дру га, чтобы каждый думал о добром имени семьи, предостерегал другого от дурных поступков. Она1 говорила часто: «Думай, что ты говоришь, что ты делаешь! Поступок сделал, он у тебя в привычку войдет, а из привычек харак тер складывается!» Сейчас она ощутила, что взгляды всех устремлены
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2