Сибирские огни, 1949, № 4
вмещал четырех человек. Время от времени на нем поднимались парашю тисты и опускались на парашютах. На род не расходился с площадки до позд ней ночи. Теперь с этой нее незастроенной пло щадки был виден влево и вниз но Ени сею новый индустриальный пейзаж Красноярска: высокие корпуса много численных заводов! Не раз, проезжая с Дальнего Востока, я видела из окна вагона постепенный их рост. Но снача ла это нарастание шло медленно, и мне всегда казалось, что на огромной рав нине теряются группы двухэтажных жи лых домов и крупные корпуса заводов кажутся одинокими. Таким одиноким заводом и был в тридцать третьем году «Красмаш», первый, ставший на правобережной тер расе Енисея завод тяжелого машино строения, который красноярцы со сме шанным чувством нежности и гордости называют «первенцем». Не то стало теперь! На широкой речной террасе правого берега в ниж нем ее конце вырос новый город в про сторной долине Енисея. Я шла вперед, и — один за другим — на широком про спекте передо мной открывались круп ные высокие здания; уже паровозный гудок, раньше свободно разносившийся над цветущими лугами и затихавший на широкой глади реки, многократно ло маясь, отдавался от мощных каменных корпусов. Яркое солнце освещало свет лые прямые стены, черные косяки те ней падали на соседние здания, высоко в небо поднимались длинные кирпичные трубы, и белые дымки веяли над ни ми, срываясь на ветру и возвращаясь снова. Заводы жили и работали! Одна особенность отличала этот но вый город заводов: он весь стоял на просторе, свежий ветер обдувал корпу са, туг нигде не было узких закоулков, куда в больших индустриальных горо дах капиталистического Запада прячут ся болезни и нищета! В новом этом пейзаже была своя, особенная красота! Мне надо было отыскать дом инже нера, встреченного мною в дороге; я решила немного пройти здесь самостоя тельно и, не спрашивая прохожих, по смотреть на какое расстояние тянется новый Красноярск. Хороших жилых до мов было здесь тоже немало. Широкая улица, обсаженная еще молодыми де ревьями, вела к заводам, и по ней шел коротенький поезд, предтеча трамвая. Многое здесь еще строилось, зрело, об разовывалось, но все было крупно и широко. Скоро я отказалась от намерения дойти до конца строительства: меня ждали, а город уводил все дальше и дальше. Пришлось вернуться и обойти «Заводский центр». Мне доставляло удовольствие узнавать виденные мною на фотографиях в музее заводы, и я не ошиблась, когда рядом с корпусами «Красмаша» увидела и назвала себе паровозостроительный крепыш «Проф- интерн». Когда я, найдя дом своего дорожно го знакомого,— дом этот не стыдно бы ло бы поставить в центре Москвы,— смотрела из окна третьего этажа на большой город, со свежими, открытыми в широкий простор улицами, вечерние гудки заводов подавали свои голоса, и Виктор Сергеевич с трогательным вы ражением гордости земляка узнавал их и говорил: «Э то— «Красмаш», наш «первенец»! Или: «А вот и «Профин- терн»! «А эго «Побежимов» подает го лос!» И голос «Профинтерна» был не сколько значительнее, а у «Красмаша» открытый и веселый. Вот было необык новенное чувство! — На этом самом месте двадцать лет тому назад,— сказал Виктор Сер геевич,— мы с женой, тогда еще толь ко-только поженившись, собирали гри бы! Тут был лесок, кустарник, про стор... У инженера было три сына, стар ший был студентом-геологом и приехал к отцу на (каникулы. Вошла жена, уди вительно моложавая, с хорошей, укра шающей все лицо, улыбкой, сибирячка, дочь механика с парохода «Байкал». До постройки кругобайкальской желез ной дороги на «Байкал» заходил поезд и его перевозили по славному озеру- морю к тому месту, где снова начинал ся железнодорожный путь. На мой во прос: «Где же сыновья?» —■она, улы баясь, ответила, что старший пошел пе ред отъездом на несколько дней на Столбы, средний ловит рыбу на Ени сее, а младший —- на стадионе, «боле ет» за свою заводскую команду. Это было в порядке вещей: нельзя было и представить себе во время ка никул другого времяпровождения для мальчиков-красноярцев! Отец их с шест надцати лет был «столбистом». «Эх, — сказал он,— восход солнца на Стол бах! Никогда не забудешь, как стоишь где-нибудь на вершине «Второго» или «Четвертого» и слышишь, как птицы все запоют разом!» Вошла мать Виктора Сергеевича, сильно согбенная годами, но с такими ясными, умными глазами, прекрасной речью, памятью! Упомянув о тяжелой юности рабочего человека, которую она испытала сама в старые годы, она ска зала: «Теперь-то я выпрямилась, стою прямо, никому не кланяюсь».— И это так искренно, от всего сердца, правдиво сказалось согнутой годами женщиной! — Как же случилось,— спросила я, — что самая видная, самая ровная пло щадка на этом берегу осталась неза строенной, и на ней сажают картошку?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2