Сибирские огни, 1949, № 4

надо строить и что после чего начинать. Во всех речах смысл-то один: вперед да вперед стремиться!.. Много я узнала. Но и забыла много. Знаю только, что комсомольцы — напористые люди, плохого у них нет, зря ты, Рига, плачешь! — Да пойми ты, бабушка, меня ведь на фронт могут не отпустить, а сейчас как раз добровольцев собирают в уральский корпус... Тася будет военная, а я — нет... Бабушка, подумав, ответила: — И ты — военная... Сейчас все военные. Я вот, на что старуха, и то военной себя считаю. Петр захохотал. Тася усмехнулась. — А что? Не кривите губы-то!.. Допустим, товарищ Сталин увидел бы меня и спросил: «А ну-ка, старуха', отчитывайся, что гы для войны сделала?» А он ведь можеД Он с каждого может ответ спросить... Ну, я тогда выйду на улицу, кликну на все четыре стороны: «Дети мои, ко мне соберитесь, хоть на часок!» Материн-то клич громкий: услы­ шат... А как соберутся все-то, выстрою я их в ряд и скажу товарищу Сталину: «Вот, смотрите. Моя семья крепкая да большая. Все из нее в люди вышли и государству помогают. Есть в моей семье летчики, полковники, инженеры, врачи, председатель колхоза есть, есть секре­ тарь комсомола. Малых ребят на руках держу, им тоже не худо, а добро в голову внушаю».— Смеясь, мать добавила: — Д а й улица моя на мой клич поднимется, все красноармейки мои с детьми, и все живущие по улице Сталеваров в ряд выстроятся. Тоже — моя семья. Как увидит товарищ Сталин нас, так и поймет, что и я — военный человек. Вот так-то, Рита! Внучка смеялась. — Бабушка, какая ты! И верно — военная! Завьялов почтительно молчал, боясь словом или движением по­ мешать женщине. И Нина слушала ее, и Петр с изумлением следил за ней. Тася достала свою клеенчатую тетрадь и быстро-быстро стала что-то записывать в нее. Мать подумала: «Стишки сочиняет». Вслух сказала: — Про комсомольцев надо песни складывать. К холодному очагу подсела Антонина, зябко кутаясь в накинутую на плечи вязаную кофточку, и мать, понимая без> слов, тотчас же начала разжигать дрова. Кто-то войдя в сени, вытирал ноги. В избе смолкли, прислушались. Мать сказала: — Мария, наверное. Девушки бросились к дверям. — Тетя Маша! Удивленная их бурной радостью, Мария остановилась на пороге, но, увидев Ваську, который, смеясь, переходил комнату, она молча раз­ вела руками. Малыш ковылял в шерстяных мягких носках, беспомощно простирая ручонки, оглядывал всех ликующими глазами, бормотал что-то несвязное, и будущая мать схватилась за сердце. Сколько она знала чудесных людей, все начинали с этого! Мать удовлетворенно сказала ей: — Вот видишь! Да, дорогой,— бросилась Мария к ребенку и так, не раздеваясь, села на пол около него.