Сибирские огни, 1949, № 2
Несколько раз они вместе ходили в театр. Профессор очень хоро шо знал и тонко чувствовал музыку. Вале почему-то доставляло трудно объяснимое удовольствие видеть, как этот большой умный человек, об ращаясь к ней, все больше робеет, как легкий румянец вспыхивает при этом на его смуглых щеках. Он ухаживал за Валей, но делал это так неловко, по-мальчишески, что она не могла ни обидеться, ни выговорить ему за это. С ним было просто, спокойно, по крайней мере Валя не з а мечала, чтобы присутствие Скитского мешало ей думать о Рогове. В январе Советская Армия подошла к Одеру. Стояли морозы. Валя радовалась. Сердце рвалось за каждым письмом к Павлу. Работала ли хорадочно, целыми днями не отрываясь от геологической карты, от записок, от коллекции буровых кернов. После двухнедельного перерыва Рогов снова писал очень часто, но кто же мог поручиться, что непрочная цепочка из писем не оборвется. В скупых сводках Совинформбюро сообщалось о стремительном про движении на запад тысячекилометрового фронта, о тяжелых боях, о многочисленных трофеях и пленных. Рогов писал: «Сегодня ночью отдыхали в одном польском фольварке. Свободных помещений не оказалось — спали на сеновале. А ночью обнаружили* что под нами, в сене,, тоже отдыхает целое отделение гитлеровских ав томатчиков. Пришлось немного повозиться. Недоспали». Прочитав этот лаконичный рассказ, Валя почувствовала, как у нее похолодели плечи. В феврале писем не стало. Однажды Валя пришла к Вакшину и попросила: — Я хотела бы еще какую-нибудь работу. Вакшин фыркнул. — У вас же и без того по трем отделам? — Я хотела бы еще что-нибудь делать! — повторила она. Старый геолог раздраженно повертелся на стуле, несколько раз мельком глянул в лицо девушке и, наконец, выхватив из стола папку с бумагами, перелистал их. Валя склонилась рядом. Вакшин заговорил о чем-то торопливо, но тут же запнулся, спросил вполголоса: — Он в Польше? Молчит? Она кивнула. Светлое, солнечное окно перед ее глазами затумани лось, изломалось. — Молчит... месяц уже молчит. Вакшин прикоснулся сухонькой ладонью к ее плечу. — Сын у меня тоже... молчит. Валя, вы стисните зубы... А работы сколько угодно. Слушайте... Попрежнему аккуратно через день писала письма Рогову и так ж е аккуратно получала их обратно с пометкой: «адресат выбыл». Иногда забегала Ниночка Сорокина, осторожно спрашивала. — Валя, все еще нет? — и вздыхала: — Мой тоже целую неделю молчит... В серебряную пору снеготаяния д аж е дышать стало трудно, — так велико было внутреннее напряжение. Боялась каждой свободной минуты. В дополнение к основной работе взялась готовить материалы еще по двум смежным отделам. С утра и до самого позднего часа сотруд ники видели ее гладко зачесанную светлую голову, склоненную то над столом, то над чертежной доской или в геологическом музее, над кол лекцией буровых кернов. И в тот майский золотистый день она как обычно очень устала. Привычным движением повернула ключ в замочной скважине, осторож но открыла бесшумную дверь, глянула на маленький коврик у входа — письма уже в сотый раз не оказалось. Поглядела на часы — без пяти
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2