Сибирские огни, 1949, № 2

исследователем Западно-Сибирской низменности.. Близко знавшие его говорили, что это «работяга и умница». Человек лет тридцати пяти, одинокий, Скитский обладал счастливой внешностью и характером, с первой же минуты знакомства пленявшими простотой, ясностью. Шли холодные дожди вперемежку со снегом. Валя засиживалась на работе допоздна. Скитский как-то проводил ее до дому. Был очень вни­ мателен. Потом еще раза два они оказались попутчиками. Как-то Валя пригласила профессора зайти обогреться. Пока она хлопотала, приго­ товляя простенький ужин, Скитский ходил по комнате, с удовольствием растирая озябшее лицо и рассказывая о последних фронтовых новостях, только что слышанных по радио. После чая он курил и, чуть прищурив глаза, поглаживая короткими, 'сильными пальцами подбородок, строил обширные планы исследователь­ ских работ на лето. Салаирский кряж. Руды. Не все ясно. Полиметаллы Горной Шории. Потом Чугунашский марганец, Не сегодня так завтра, :и в первую очередь с геологов, спросят, почему до сих пор Кузбасс пользуется Чиатурской марганцевой рудой? — У нас спросят! — На минуту лицо Скитского стало неузнаваемо' жестким, он поглядел на Валю, глухо выговорил: — Извините. Вам скушно от этих геологических излияний... /■ — Виктор Петрович! — Валя невольно выпрямилась. — Почему? — Лицо у вас... Валя медленно покачала головой. — У меня было большое несчастье, Виктор Петрович. Несколько секунд он смотрел, как ее пальцы рывками ложились ■в замок, потом поднял взгляд, хотел очевидно спросить о чем-то, но спросил только после того, как собрался уходить. Что ей дает работа, .надолго ли она оставила институт? — Что мне дает работа... — Валя помедлила. — Она меня успокаи- шает... — Еще помедлила и вдруг насторожилась: — А что? Скитский криво усмехнулся. — Читал я вашу записку по итогам Томь-Усинской экспедиции: ни одной взволнованной мысли, ни одного страстного утверждения... — резко закончил: — холодная ученая тарабарщина! После ухода профессора она долго сидела, захватив холодными пальцами шею, прислушиваясь к своим беспокойным мыслям. Уже не­ дели полторы от Павла не было писем. Случалось это и раньше, но т а ­ кой тревоги никогда не чувствовалось. Неужели навсегда замолчал Павел? Резко встала. Боже мой, как она может раскисать до такой степени. — Холодная ученая тарабарщина! Валя невольно оглянулась, словно только сейчас услышав эти сло­ ва. Холодная тарабарщина... Как это стыдно! Утром попросила вернуть ей записку о Томь-Усе, пересмотрела ее, вчиталась в каждую строчку. Сколько чужих, нехороших слов: «Нужно полагать»... «едва ли справедливо утверждение»... «вызывают сомнение несколько основных положений»... А люди мучились в таежных дебрях верхней Томи, боролись, радо ­ вались маленьким победам, перед ними вставали почти сказочные мас­ штабы нового угленосного района. Но вот к этим горячим мечтам при­ касаются чьи-то равнодушные руки — и краски меркнут... С какой-то радостной болью Валя уничтожила свою записку и в несколько ночей заново все переделала. А потом, когда начальник пар­ тии хвалил ее за смелые выводы и радовался новой союзнице, она не знала куда деться от горького смущения. Скитский, очевидно, обо всем знал, но ни словом не обмолвился по этому поводу.