Сибирские огни, 1949, № 2

Прогрохотали танки. За ними пошли грузовики с горланящей пехотой в кузовах. Одна из машин, — кажется, последняя, — остановилась как раз напротив гумна. Сол­ даты, гремя о булыжник коваными сапога­ ми и прикладами, пошли по хатам. Н е ­ сколько человек приближаются к домику учителей. Я слышу, как стучат их подковы по ступенькам крыльца. Слышу голоса, по­ хожие нето на команду, нето на ругань. И вдруг слабый оклик: — Товарищ боец... Резко оборачиваюсь. От противополож­ ных ворот гумна идет женщина, та самая, что пришла вчера из Новогрудка — жена очкастого и мать спящего ребенка. Она простоволоса, испугана. Тревожно шепчет: — Простите, не успели вас разбудить. Муж едва скрылся... Вы не хотите кушать? Недоуменно смотрю на нее. Кушать? Чорт знает, что она говорит. С ума, может быть, спятила? Но она, словно не замечая моего не­ доумения, вытаскивает из-под кафтана кружочек колбасы, завернутый в тряпку, и торопливо сует мне в руки. Потом накло­ няется над ребенком. — Спит? Не плакал? Вы успокойте, если заплачет. И на всякий случай запом­ ните: вы теперь — мой муж... Прикрыв ребенка, женщина быстро вы­ шла в те ж е вторые ворота. А в домике учителей творится что-то неладное. Крики, ругань, женский плач. Затем шаги по булыжнику. Идут сюда, к гумну. Сейчас откроют ворота... Поднимаю винтовку. Но немцы открывают двери хлевочка, пристроенного к гумну. Что-то говорят между собой. Раздается выстрел и прон­ зительный, истошный визг свиньи. Впрочем визг быстро смолкает. Выта­ скивая свинью из хлева, немцы весело хо­ хочут. Через минуту снова скрипнули задние ворота гумна и появилась та ж е женщина. На этот раз с большим узлом. — Скорее надевайте, — шепчет она, бросая мне кучу одежды , — и выходите отсюда. У нас обыск. Я крепко пожимаю женщине руку, заши­ ваю документы, прячу понадежнее винтов­ ку и тихонько выбираюсь на задворки села. Итти тяжело . Еще тяж елее сознавать, что идешь ты, как вор, тайком, по своей родной земле, идешь в гражданской од еж ­ де, прячась от врага, вместо того, чтобы бить его с оружием в руках, плечом к пле ­ чу с боевыми товарищами. Успокаивала только надежда, что рано или поздно я выберусь к своим. Я твердо решил: чего бы мне это ни стоило, итти на восток. А вскоре у меня нашелся попутчик. Встретились мы с ним в городе Столбцы, у дверей немецкой комендатуры, где тол ­ пился народ за пропусками. Пропуска вы­ давали тем, кто живет на территории, з а - ' нятой фашистами, и выдавали до самого «Петрограда». Не понимаю до сих пор, как я мог по­ пасть на эту удочку. Но попал. Решив, что с пропуском итти будет легче, я при­ соединился к толпе. И в самом деле че­ ловек пять — десять получили какие-то талоны. Зато остальных немцы построили, окружили конвоем и... «шагом марш». Тут только мы поняли, что это была за махи­ нация. Но деваться было некуда: кругом конвой. — Вот тебе и пропуск до Петрогра­ да? — жалобно сострил парень, шедший рядом со мной. — Еще дальше — на тот свет! — под­ хватил я. Так мы познакомились. З в а л и .е г о Николаем Иванниковым. Но он сам отрекомендовался мне прозвищем: Чубчик. Так его стал называть и я. Подружились мы с ним сразу ж е и надолго. Вместе просидели девятнадцать дней в каменной коробке, а на двадцатый вместе бежали, выпрыгнув из поезда, ко ­ торый потащил было нас на запад. Вместе решили пробираться к своим. Шли мы ночами. Днем прятались в л е ­ су, в стогах, на гумнах... На этих вынужденных остановках Чуб- ь чик рассказывал мне свою одиссею. — Ты знаешь, один раз я чуть не ди ­ визией командовал. Не веришь? А вышло» так. Собрались мы на большой поляне. И вдруг со всех сторон немцы. Строчат из автоматов, бьют минометами... Командира убили. Народ в первую минуту растерялся, а я как раз на бугорке. И кричу, разма­ хиваю наганом: «Сюда! За мной! Н а прорыв!» Делаю такие командирские жесты, и сам чувствую, что я — командир. «Вперед! Ура!» Я бегу, и все бегут. Боль ­ шая была атака... И ведь прорвались, вы­ шли из окружения. Вот видишь! И повару приходится командовать. В другой раз Чубчик рассказал мне эпизод попроще, но для его натуры приме­ чательный. — Едем эго мы ночью с дружком из нашего же полка. Едем верхами. Скучно. Молчим. Курева нет. По дороге тянутся: люди. По сторонам — стрельба, ракеты , самолет с огоньками кружится. Прямо д у ­ шу выворачивает от всего этого. Я и гово­ рю дружку: знаешь, брат, давай-ка песню споем. Он сначала удивился: «не до песен теперь, да и себя будем демаскировать», а: потом согласился. Вот мы с ним и гаркнули. Так гаркну­ ли, что все кругом притихли, прислушались. По лесам, по дорогам скиталися Два удалых лихих молодца... — Хорошая песня! — заключил Чуб­ чик. Однако далеко нам уйти не удалось. Вскоре Чубчик заболел, и с каждым днем» чувствовал себя все хуже и хуже. Вот он, балагур и певун, лежит про­ тив меня и, с трудом размыкая запекшиеся губы, шепчет: — Не могу больше! Оставь меня к чорту, или отдохнем хоть немного... свер­ нем вон на те хутора. Стояло ясное осеннее утро. Глубокое,, чистое небо; кругом — первозданная тиши­ на. Мирно дымятся хутора. Там, навер­