Сибирские огни, 1949, № 2

— Это интересно! — Афанасий Петрович приподнял кончики усов согнутым указательным пальцем. — В один вечер столько мыслей. — А что? — Неплохо. Расскажи толком. — На заслуженного артиста решил выучиться! — выпалил П ав­ лушка. — На кого? — удивился отец. — На артиста, на заслуженного», чтобы петь по радио, — повторил мальчуган и, подумав, задорно шмыгнул носом: — Наверняка, выучусь. — Смотри-ка... придется подумать, — согласился Афанасий Петро­ вич и, не сдержав озорного блеска в глазах, крикнул в столовую: —■ Катерина, ты слышишь, что товарищ Вощин надумал? Не будь Павлушки, в 1941 году Екатерина Тихоновна и Афанасий Петрович остались бы совсем одни. Еще осенью накануне войны в ин­ ститут уехала Галя. В июне ушел на фронт Григорий — надежда и гор­ дость отца. Тихо стало в просторном домике Вощиных, тревожно. Вести с полей великих битв «царапали сердце», — говорил Афанасий Петро­ вич, и по две—три смены не уходил из шахты. Это в ту самую грозо­ вую пору по всему Кузбассу прогремела слава о проходчике Вощине. В газетах, в приветственных телеграммах его называли «гвардейцем тыла». Афанасий Петрович тогда уже тридцатый год работал в шахте, начав этот трудный путь еще на штольнях — закопушках Михельсона. Если приходилось быть дома, брал на руки трехлетнего Павлушку и подолгу ходил с ним у оградки, не чувствуя тяжести ребячьего тела. Особенно глухо было ночами. Баюкая сына, Екатерина Тихоновна ложилась обыкновенно рано, Афанасий Петрович, захватив голову большими жесткими ладонями, часами просиживал у репродуктора и, казалось, дремал. Но сразу же распрямлялся, как только слышал по­ зывные Москвы. А потом на носках шел к кровати и, осторожно тро­ гая жену за руку, шептал: — Слышишь, Катерина? Опять обломали немца. Когда-то еще в молодости он любил говаривать: — У человека должна быть на сердце радость. Без этого человек темнее ночи. В первый год войны Афанасий Петрович сам был темнее ночи, собственное его сердце ожесточилось от ненависти к убийцам из не­ метчины. Посадив себе на колени Павлушку, он часто рассказывал ему мрачную сказку-быль про душную, тесную шахту-нору, в каких ему до­ велось работать в давние, давние годы. — Господи, и чего ты пугаешь мальчонку!— протестовала не раз Екатерина Тихоновна.— Сказал бы ласковое, приветное слово. — Откуда же я возьму это слово? — хмурился Афанасий Петро­ вич. От Григория вестей не было. Галя писала редко. Немцы рвались к Сталинграду. Собираясь однажды на смену, Афанасий Петрович сказал реши­ тельно: — Ну, мать, пошли! С тех пор три года ходили они в один забой. Ни разу Екатерина Тихоновна не ж аловалась мужу на тяжкую боль в руках, как будто всю жизнь ходила в шахту, грузила уголь, толкала вагончики. Была война. И только уже после того, как от Григория пришло письмо из Бер­ лина и было прочитано д аж е всеми соседями, Афанасий Петрович од­ нажды одернул рубаху под узким вязаным пояском и сказал жене: — Спасибо, мать, за все... Теперь я один справлюсь. Екатерина Тихоновна промолчала, прикрыв кончиком платка дрог­ нувшие, обветренные губы.