Сибирские огни, 1949, № 2

Григорий постоял молча, потом как-то коротко передохнул, словно хотел что-то сказать, но не сказал, а только сильно стиснул руку Сте­ пану. Все сочувствуют, а как делу помочь — кто скажет? Вот и товари­ щи, ждут чего-то от него, по глазам , наверное, видят, что круто ему приходится. Он оглядел комсомольцев и вдруг рассказал им о Тоне, о послед­ них встречах с ней. Передал совет Бондарчука о вовлечении Тони в большую жизнь. Лукин перебил: — Знаю! Разрешите... — он отмахнулся от Митеньки, который пре­ достерегающе поднял свой председательский карандаш. — Не мешай! Давайте Тоне напишем, как нам живется. Можно через газету, а мо­ жет кто-нибудь из нас передаст, вроде как делегация... Митенька даж е подскочил. — Я, конечно, могу сходить, что тут особенного... массовая работа. Черепанов рассердился. — Сиди! М ассовая работа... к каждой бочке за ты чк а !— повернул­ ся к Степану. — Лукин правильно думает. Так и сделаем. ГЛАВА XXV. Ж дали гостей. Екатерина Тихоновна с Галей-хлопотали в столовой,, откуда поминутно слышалось позванивание посуды и тихий говор. Д е ­ вятилетнему Павлушке, уличенному в лакомстве конфетами, категори­ чески Запретили являться к столу. Подогнув ноги калачиком и надувая пузырем щеки, он сидел на сундучке между шкафом и печкой, изредка восклицая: — Вот это мысль! Афанасий Петрович, украдкой поглядывая на сына, усмехался. Сам он и сегодня не нарушил давно установившегося порядка, который не­ укоснительно соблюдался, если вечерами удавалось быть дома. Обстоя­ тельно поужинав, около часа читал газету от передовицы до объяв­ лений, — в это время шуметь в квартире не полагалось. Отложив газе­ ту, раскрыл свою долголетнюю памятную книжку и что-то медленно, с нажимом записал. Григория все не было. Павлушка опять воскликнул: — Вот это мысль! — Иди-ка, включи аппарат, мыслитель...— предложил Афанасий Петрович, из глубокого почтения к технике вообще называвший аппа­ ратом все, начиная от паровоза и кончая электрическим утюгом. Павлушка просиял, быстро перебежал кухню, бесшумно приоткрыл дверь в столовую и, хотя мать и сестра даж е не заметили его, он сказал обиженно: — Я же только приемник включу! Послышались электрические хрипы, коротко свистнуло и Гремин запел: «И жизнь и молодость, да молодость и сча-а-а-астье!» — И сча-а-аетье! — подтянул «басом» Павлушка, выходя снова в кухню с чернильницей и школьным дневником. Для него наступил чае «отпущения дневных грехов». — Ну, садись, — пригласил отец, упираясь широкой грудью в стол. — Я уже сажусь, папа. — Что ж е это у тебя за мысль? — А ерун д а ,— отмахнулся Павлушка. — У меня теперь уже дру­ гая.