Сибирские огни, 1949, № 2
По-моему и у нас в бригаде кое-кто заноситься стал: как же мы — стахановцы, нам все нипочем. Враки все это. Смотрю сегодня, как Саеног пластается в просеке — и смех и грех разбирает. Нет, чтобы уголь постепенно перепускать, он нарубил его столько, что целая гора позади образовалась, сам еле выбрался из забоя и кряхтел целый час. Нет соображения, нет этой... плановости, о которой прошлый раз гово рил Павел Гордеевич. Если бы Саеног чаще перепускал уголь, он бы не только очищал рабочее место, но и менял бы положение своего тела в забое, тело бы отдыхало, силы сохранялись. Или из верхней просеки лесогоны кричат: «Принесли крепельник!», а уважаемый Митенька отвечает: «Оставьте там — понадобится возь мем». Это где же там, я спрашиваю? Там — это нигде. Митенька в добрые вошел к лесогонам: «Хорошие, скажут, эти комсомольцы, по кладистые! Только такая доброта боком для работы вышла. Я заметил, что мы на перепуск крепельника затратили не меньше часа. Нерента бельно!.. Черепанов оказал это непривычное для себя слово и вопросительно глянул на Рогова: «может не то слово?» Рогов торопливо закурил. Взволновал его этот вечер у комсомоль цев и особенно последнее выступление бригадира. Праздничный вечер! С высоты такого вечера проглядывались такие дали, о которых месяцев шесть тому назад д аж е и не мечталось. Что-то нужно было сказать молодым шахтерам, чтобы согреть их прямые светлые души... Но в этот момент вошел Данилов, стряхнул у порога снег с шапки, разделся. — Садись, Степан Георгиевич, — пригласил Черепанов и строгова- то добавил: — подзапоздал малость, заканчиваем. Степан присел рядом с Роговым, поглядел на него, на забойщиков и теплые токи тронулись в его сердце. По взглядам Рогова, Черепано ва, по глухому покашливанию Сибирцева, по умным веселым искоркам в глазах Митеньки он понял, что вся его простая, нелегкая жизнь, как на ладони перед товарищами. Рогов положил руку ему на колено, ска зал вполголоса: — Надо поговорить, Степа. Ты здесь не очень задерживайся... Пока Рогов собирался уходить, сославшись на дела в шахте, пока Митенька носился по комнате, приготовляя ужин, что по его мнению тоже входило в обязанности председателя, Степан с горечью вспомнил только что состоявшуюся встречу. Шел от Бондарчука вот сюда, на собрание и как-то незаметно оказался у домика Тони. Постоял, погоревал про себя. Ночь, снег па дает крупными хлопьями, тихо. Зеленовато светятся тонины окна. И вдруг из бесшумного снегопада вынырнул Григорий Вощин. Степан съе жился, стараясь остаться незамеченным, но Вощин вдруг остановился и, подавая в темноте папиросы, спросил буднично: — Вечеруешь? Закуривай, Степа. Данилов торопливо затянулся и, чтобы поддержать разговор, ска зал что-то такое о погоде. — Зря, все-таки ты... — перебил его Григорий. — Сегодня тетка старая опять ж аловалась отцу, а тот рассердился и побежал к Рогову. Д а и какой толк? Людям надсмешка! — Надсмешка?! — нето съязвил, пето переспросил Данилов. — Конечно, жмешься у плетня... — Ну, вот что... — Степан резко выпрямился, почувствовал себя попрежнему сильным, самостоятельным человеком. — Ж аться я могу, а кому нечего делать, пусть хихикают... И... вообще, иди-ка ты своей дорогой! — оглянувшись на окна Липилиных, он скороговоркой, при глушенно добавил: — Мне отсюда до Тони рукой подать... В случае че го. Иди!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2