Сибирские огни, 1948, № 2
* Шагая межевой стежкой, Павел косился но сторонам, хмурился. Тихо и. казалось, стеклянно, шуршали колосья. Белые, присахаренные измо розью, они темнели к горизонту, щетини лись :в жидкой предрассветной бруснице. Бескрайне шумел хлеб. If Павлу стано вилось страшно. Он ронял глаза, с не естественным. тупым вниманием разгля дывая обленившие стежку жухлые осен ние травы, с тревогой кидал глаза поверх деляны — не конец ли? — но деляна яопрежнему смыкалась с небом, и он опять морщился, ежил плечи. Лодыри царя небесного! — шипел он, растягивая злые посеревшие губы. Неожиданно замельтешил снег. Шыо, шью... — пела, шушукала поземка. Стало темнее. Колосья заговорили воз бужденно, встречно закланялись. Снег роился, летел мимо земли, и деляна трене- -тала в сплошном белом чаду, зыбком и бесконечном. Над ^зимовьем лениво курился дымок. По белевшей снеговой кошме цепочкой маршировали гуси, озабоченно поглядывая на Павла. Людей не было. — Дрыхнут лежебоки, хлеб под снег пустили и дрыхнут, — выдохнул он и вдруг с удивлением услышал собственный крик: — Полундра! Скользнул на приступке зимовья, рас пахнул дверь, глыбой перевалился через порожек. — По-о-дундра-а-а-... — заухало, за- перекягывалось в стареньком зимовье. Где-то за окном испуганно брехнула со бака, ожидающе помолчала и вдруг за шлась в храбром заливчатом лае. Качаясь, Павел расстегнул взмокший бушлат, бешено поддал ногой но пустому ведру и, поведя тяжелым' взглядом, уро нил руки: в зимовье никого не было. В двух шагах багровела чугунная печь. Сердито фукал синий чайник с нашлепка ми оловянных заплат. Пахло разварившей ся картошкой, дегтем и кожей. В углу белелн березовые слеги, на деревянной спице То'рчал хомут. — Папгунька!.. Пал Палыч! Обозна чился, выходит... — запел невесть от куда появившийся старикан, стуча бам буковым батожком, переиначенным, види мо, из лыжной палки. — Стоп, дедка! Мор у вас что ли? Люди где? — Сейчас, сейчас, — тянулся дед к гостю, норовя обнять его свободной ру кой. — Да ты не тово... Дозволь уж при коснуться. Садись, садись... — П двигал к нему ногой низенькую скамейку. Душевность старика отрезвляюще по действовала на Павла. Ему стало неловко за недавнюю выходку и ожесточение. Смягчаясь, он медленно опустился на скамью. Рассеянно обежал зимовье глаза ми, спросил: — Сторожишь? — И сторожу и роблю, — с готов ностью заулыбался дед. — С ночи вот шорничал. Совестно сказать: к сидячей службе, пристал. Годы. Папгунька!.. — А народ? В поле? — В поле. Павел покосился на окно, серевшее под снеговой кухтой. — Зима легла, а хлеб на корню. Бы вало такое, скажи? Дед поправил бороду, в прищуре его глаз замерцал огонек. — Оно, конешно, не зима еще. И снег- от ранний, суматошный, для блезиру больше. А что с уборкой припоздали —<• верно. Первое дело — сеяли невпроворот. Много сеяли. Да и дождь всю осень на небе дежурил. Гвоздил и гвоздил. Неистово зазвенел чайник. — Лишь. ты... —• шумнул дед, осто рожно снимая крышку и весело погляды вая па Павла. — Л ты не серчай, Палыч... Шуткую... — Все вы похоже, шуткуете, — сдер жанно ответил Павел и встал, выправляя йолу бушлата. — Да ты постой, служивый. — стук нул батожком дед и тоже привстал. — Какая муха это тебя укусила? — И тут же заворчал, затараторил. — Прилетел, собаку на-смерть перепутал, резоны раз вел какие-то. А сам — за двери. Да раз ве это возможно?.. Надолго ли прикатил— не знаю. Как немца бил — не- сказал.' Крепко ли мир встал — неизвестно. Павел подавил улыбку. —■ Зайду, дед, зайду... Поосмотрюсь и зайду. Анисима ищу вот. По делу... — Слыхал, как ищешь! Да ну его в лешему. Хватил бы, вот, бражки глоток, с устатку. — Дед сунулся было в угол, но, заметив, как Павел недовольно помор щился, спешно переменил тему. — А председателя ты за Грязной падыо най дешь. Там на взгорке таборок напг кра суется. Бригадный. Первой бригады. Пер- веющей значит. А на бригаду Анисим, по честь, каждый день наезжает. Вот там и лови его... 3 Пе по-осеннему щедрое, солнце слизало снег. Лишь кое-где — в чащобе, да в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2