Сибирские огни, 1948, № 2
ж°рдяным заборчиком. В огороде росла кукуруза, утомленно склонившая на бок спелые, желтые скалки. Между грядок с капустой зеленели высокие, прямые стеб ли гаоляна. Старая глинобитная фанза носила сле ды недавнего разгрома. Один угол и часть соломенной крыши были тронуты начи навшимся пожаром. Сорванные с петель двери валялись в стороне. В единственном окошке зияла пустота, и утренний ветерок по-мышиному шуршал клочьями бумаги, заменявшей стекла. Старшина и Лиза сначала обошли во круг фанзы и толы» после этого загля нули внутрь. Фанза состояла из одной продолговатой комнатушки, полутемной и неуютной, как сарай. Один угол ее занимала фанерная шир ма, разрисованная полустершимися цвета ми, посреди пола серели закопченные кам ни первобытного очага, возле стен валя лись затоптанные ногами соломенные цы- новки. Пахло паутиной, золой и застоялой копотью. Бедность и убожество человеческого жилья поразили Лизу. Остановившись у порога и, сама не зная отчего, вдруг расстроившись, она без вся кого любопытства осматривала фанзу и ей никак не удавалось представить жизнь в подобных условиях. Чем-то очень далеким, страшным по веяло на нее при виде этой фанзы. Так вот как живут люди за границей... Старшина, пройдя за ширму, позвал оттуда Лизу. — Идите сюда, сержант. Лиза подошла. За ширмой валялся, ви димо, сорванный со стены, шкафчик с битой посудой, а вокруг него на цынов- ке темнели какие-то расплывчатые, за сохшие: пятна. — Обратите внимание, — сказал тан кист, — здесь происходила борьба. Кто- то кого-то ранил. Пятна на полу — это кровь. — Кровь? — переспросила Лиза, не вольно бросая обратно поднятую с пола фарфоровую чашечку, — чья же это кровь? — Обождите, — насторожился танкист. —в фанзу кто-то вошел.— Он нагнулся и посмотрел в щелку, потом вытянул пи столет из кобуры и, пригласив Лизу сле довать за собой, вьгшел из-за ширмы. В дверях фанзы, чуть согнувшись в учтивом поклоне, стоял старый китаец. Он, казалось, ожидал русских, потому что едва Лиза и танкист показались из-з,т. ширмы, желтое, как дряблая корка дыни, лицо его растянулось в широкой привет ливой улыбке. — Здласьггуй, лусыкий, дени добылыйг — нараспев заговорил он, протягивая вперед сухую, крючковатую ладонь, — моя видела вас, моя лаботай оголода, вы ходи сюда, потом я ходи сюда, моя вам лада... — Кто ты такой? — строго спросил танкист. — Моя бедный кнтайза... Лаботай мно го. кусай мало, плохо зыви... — Что ты здесь делаешь? — Моя зыви тута. Дылугой фанза пе- ту... — Значит, хозяин этого дома? — Хозяин, хозяин... Китаец закивал толовой и, смущенно- опустив руку, посторонился от порога, Лиза из-за спины танкиста внимательно оглядывала китайца. Ее встревожили его глаза, которые как-то не по-старчески живо блестели и бегали в косом разрезе век. В остальном он ничем не отличался от той массы полуголодных и грязных ки тайцев, которых не раз приходилось ви деть девушке за время езды по маньч журским дорогам. Китаец был бос, без головного убора, и единственно повой вещью в его одеянии была красная повязка на правом рукаве. Заметив на себе взгляд девушки, ста рик низко поклонился в ее сторону и. еще шире осклабляя желтые, кривые зу бы, пропел: — Лусыкий девушка? Шибко шанго,. холосо... И, подняв кверху большой палец, за тряс им в воздухе. — Где японцы? — спросил старшина. — Японзы помилай... Лусыкий ходи, все янонзы убивай... — Где убивай, здесь? — Да, да. Моя фанза забегай пиять японза. Потом лусыкий ходи фанза. Лу сыкий бух, бух. Японза моя шибко боял ся, моя гаолян сиди... — А тебе их не жалко?— допытывался старшина, — может быть, пожалел. Они ведь тут у вас долго хозяйничали. — Моя японза жалко? — возмутился китаец, — моя сама думай убивай япон за. Японза шибко плохой. Моя бил, дет ка моя бил, гаолян забирай, чумиза заби рай. Японза собака, не шанго. — Самураев, значит, не переварива ешь, ну, а русских? Может быть, тоже? Китаец отрицательно замотал головой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2