Сибирские огни, 1948, № 2

Подойти бы... А она не может. Ледяных не может ног поднять. И стоит, трясется вся от дрожи, И не в силах ничего сказать. Подбежал он к ней. В одну минуту Снял пиджак и на нее надел, Поднял на руки, тепло укутал И у сердца своего согрел. Где она теперь живет —• не знаю. Может, водит птицу в облаках, В институте лекции читает, На колхозных трудится полях? Знаю лишь: страна пред ней открыла Все пути и жизнь ее — в цвету. Потому, что сердце сохранило Сталинского сердца теплоту. Петр МОРЯКОВ НА ГОРНОМ ГРЕБНЕ Тайга. И ни души кругом. Ручей лишь звонкий под скалою. Хвоя зеленая шатром Сомкнулась плотно надо мною. Подъем все круче и трудней. Уже просвет... И птицы в небе... Раздвинув облако ветвей, Поднялся я на горный гребень. И вдруг под сводом голубым Увидел, как в лесные дали Высоковольтные столбы По спинам круглых гор шагали.. Я знаю, рудник там возник. И золотят таежный вечер Его веселые огни, Хоть он на карте не отмечен. ТАШТАГОА Пихты робко жмутся над обрывом. Бьет их дрожь с утра и до утра. Многократными глухими взрывами Надвое расколота гора. За труды — сокровища в награду нам. Славится железом Таштагол. А ведь сколько нами неразгаданных Дремлет кладов в этом царстве гор. Прохожу по каменистым склонам. Бьет в лицо задорный ветерок. Навсегда останусь я влюбленным В горношорский юный городок. Через Кондому — реку кристальную;,. От горы, где взорвана руда, Нет, не только к жарким домнам Сталинска — В будущее мчатся поезда. АХПУН «Ахпун» — «конец». Таким вот словом Назвал поселок старожил. У скал, отвесных и суровых, И впрямь конец планете был. Но прежней грани нет в помине- Мы распахнули небосклон. Взвилась легко дорога ныне На покоренный горный склон. Ее мы дальше двинем в гуле За те хребты, прорвав туман. Недаром мы перешагнули Через Карпаты и Хинган. Природа ценные дары Нам на ладони не протянет. Они за гребнем той горы, Где бурелом да голый камень. Но след туда уже пролег. А ведь у нас обычай строгий; Где на тропинку есть намек, Там непременно быть дороге.