Сибирские огни, 1945, №6

— Ваша специальность? — Пиротехник. — Кем работали? !‘ w — Мастером. — Кем хотите быть в армии? — Бойцом. — Куда желали бы пойти? — В разведку. Такой ответ рассмешил офицера, и он спросил: — Медицинское образование есть? — Нет. — Пойдете в роту санитаркой. Это уж е было приказание, которое нетрудно узнать по интонации и твер­ дости голоса. — Я боюсь крови, — ответила я. — В таком случае будете машинисткой в штабе. — Нет, я не затем приехала сюда, не в штабе сидеть. Снова смех. Итак я — в санроте. Да , я — в санроте. Сейчас 9 часов вечера, раненых отправили в тыл, я пишу эти строки, а перед глазами раны бойцов, лица, пе­ рекошенные от адской боли. Они уезжают в Тыл. Икаждый из них сжимает от злобы кулаки, если еще кисти рук не повреждены,икаждый из них шлет слова проклятья тем, кто сжег наши города и села, кто убил наших товари­ щей, родных сердцу людей, наших отцов и братьев. Месть, только месть за наши муки, за наши страдания! Я люблю свой народ, люблю свою Русь за простоту, за то, что только русские, советские люди умеют по-настоящему любить тех, кто достоин на­ стоящей пылкой любви. Но издавна принято считать, что ненависть такое же сильное чувство, как и любовь. Сам бог велел нам ненавидеть наших закля- * тых врагов... ( П р о п у с к , у т е р я н о н е с к о л ь к о л и с т к о в ) ...Вот почему я не удивляюсь, когда встречаю картину, подобную той, ко ­ торую мне пришлось наблюдать на переднем крае. Суровое лицо, прокопчен­ ное копотью в землянке, черные, как земля, руки, обветренный, усталый, про­ мерзший до костей — таким запечатлелся ты в моей памяти. На твоем колене любовно разглажен лист бумаги, и мне, совершенно для тебя незнакомой сестре, просто санитарке, как нарочно проходившей мимо в тот момент, когда ты з а ­ скорузлыми от мороза пальцами выводил каракули на том листе, который, бог знает из какого края, прислали тебе в подарок, ты просто и тепло ска ­ зал , что это письмо твоей жене, детям, любящим тебя. Ты не хотел и д у ­ мать о том, что твоя жизнь может неожиданно оборваться, как жизнь мно­ гих твоих товарищей. Ты только кивком головы показал в сторону немцев и просто, но строго сказал: «Кончать надо синими», а дальше теплее, указав на бумагу, продолжил: «Заждались!..» Этих слов мне было достаточно, чтобы понять тебя. На войне н е ' говорят много и красиво, на войне одно слово — закон. И я поняла, что ж ду т тебя, ж ду т ночью, днем, зимой и летом, что ты всегда будешь желанным в родном доме. Ты, того не замечая, ранДл мое сердце. «Кто ж дет меня? Ни семьи, ни родных, ни дома». Скажи, как прочитал на моем лице мои мысли? Но тыих прочитал.Я не слыхала слов утешения, ты просто и ласково сказал: