Сибирские огни, 1945, №6
Репке, но та не остановилась, пробежала мимо и уже на бегу прокричала, что торопится в магазин за покупками для отца, которому только что принесли повестку из Военкомата. Ане торопиться было ,некуда. Она вошла в скверик, зеленевший тут же, у трамвайной остановки, и устало опустилась на скамейку. Теперь можно было освободиться от песка, который она с утра таскала в своих тапочках. Наклонившись, чтобы снять тапочки, Аня увидела на широком листе то поля глянцевито-красную букашку. Это была божья коровка, известная ей с детства. Аня пересадила божью коровку на ладонь и, по привычке, также оставшейся от детства, дунула прямо под ее блестящие крылышки. Букашка взлетела с каким-то металлическим шелестом, а Аня, опять забыв про тапочки, вздохнула и беззвучно, одними губами прошептала: — Война! — Ане стало нестерпимым ее одиночество, и она сорвалась со скамейки и по бежала в Обком Комсомола. В темноватом коридоре Обкома было тесно от людей. Аня не успела сде лать и двух шагов, как ее схватила за руку незнакомая, светловолосая девушка. — Комсомолка?— спросила она Аню и, получив утвердительный ответ, сказала. Кировскии Райвоенкомат знаешь, где находится? Немедленно иди туда, будешь разносить повестки. Аня отправилась в Военкомат и весь остаток дня провела в поисках- чужих квартир. В первую квартиру она постучалась со стесненным сердцем. Дверь откры ла нестарая еще женщина с широкоскулым и румяным лицом. Ни о чем не спросив Аню, она обернулась и крикнула в глубь прохладного коридора: — Сеня, повестку принесли! И з боковой комнаты тотчас же вышел парень лет двадцати шести, такой же широкоскулый и такой же румяный, как женщина. «Сын ее», — подумала Аня и протянула повестку. Парень неторопливо принял бумагу и мягко, пожалуй даже несколько сконфуженно, сказал: < — Спасибо, что скоро доставили! Простота неожиданных этих слов подействовала на Аню так, что к дверям следующей квартиры она подошла уже совершенно успокоенной. Но повесток было много, и Аня освободилась только за полночь и чуть не опоздала на последний трамвай. Она вскочила в трамвай уже на ходу. Он был пустой, и кондукторша стояла у раскрытой передней двери, разговаривая с вагоновожатой. Точнее, она не разговаривала, а рассказывала. Она рассказывала о каких-то своих знакомых, которые, узнав о войне, пер вым делом кинулись вынимать деньги из сберегательной кассы, а потом пошли шарахаться по всем магазинам. Аня была голодна и утомлена до исступления, но рассказ кондукторши не мог не привлечь ее внимания. Кондукторша говорила о том, что знакомые ее запаслись всем, — и галошами, и сахаром', и мылом, и керосину одного наку пили столько, что заполнили всю посуду, какая оказалась в доме. Кулаки Ани сжались от ярости, но не успела ничего ни сказать, ни крикнуть, потому что вожатая обернулась, и Аня увидела ее разгневанное лицо. Это длилось только мгновение, — вожат-ая тут же выпрямилась на своем стуле и сквозь грохот трамвая крикнула: — Сволочи! Там детей убивают, а они.. Вот гады, право!.. Страшный смысл фразы — «там детей убивают», — не сразу дошел до со знания Ани. Она сидела, беззвучно повторяя три этих слова и вдруг, поняв все, метнулась к раскрытому окну.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2