Сибирские огни, 1940, № 2
Миссис Гаук. брезгливо отстранилась. — Оставьте меня... На крыльцо торопилво вышел моло дой светловолосычйеловек в голубой шел ковой майкепод серым пиджаком,накину тым на плечи. Он секунду стоял неподвижно, потом радостное изумление появилось на его ли це. Натягиваяпиджак, онсбежал с крыльца. — Неужели? Сестренка! Родная... — Он поднля сестру со ступенек, обнял. Перепутались светлые волосы. Крепкопо целовал 'в губы, потом в щеку, потом снова в губы. Отодвинулся, разглядывая. И оба растерялись. Помнили друг круга и представляли совсем другими. — Почему не дала телеграмму? Встре тили бы. Да что с тобой? Со ступенек медленно спускался Юрка, держа обеимирукамичашку и сопя от усердия. — Надя, а воду ей холоднуюили горя чую? Я холоднойпринес... —• Почему не сообщили об этом? — кивнула миссисГаую в сторону мальчуга на, намекая на его (Сообщение о смерти матери. —' Зачем? Приехала — сама узнала... Он глазами указал Надена дверь: пре дупреди, моя. Та кивнула головой и то ропливо скрылась в квартире. Михаил Васильевичвзял сестру под руку. Главный виновник все еще не разре шенного недоразумения вцепился в че модангостьи. — Дай, понесу... В маленьком коридорчике, помогая се стре снять пальто,озабочен о и нетерпе ливо поглядывая на дверь кухни, Михаил Васильевич повторял: — Как это удивительно хорошо, что ты вернулась! Право, жизнь не плохая штука. Навалятся неудачи, ну, думаешь, занепогодило. А следом, смотришь, про свет! — Он прислушался к тому, что про исходило в кухне, и незаметно для себя .понизил голос.— Мне в последнее время везло как утопленнику. Оплошные не приятности. И вдруг— 'ты! Миссис Гаук испытывала смертельную усталость. Безразлично отнеслась она к тому, что брат вдруг выпустил ее руку и загородил ею своей широкой спиной. — Выхожу, смотрю — сидит на кры лечке, как сирота горемычнаияз бабкиной сказки, — заговорилбрат громче, обра щаяськ кому-то другомун, е к ней. И вдруг впереди послышался голос. Из-за .плеча Михаила ей не видно, кто загово рил, но какой знакомый голос... —- Доченька! Тииунгка, кровинушка мол, Харитиньюшка! — причиталаживая мать, из дверикухни протягивая к ней руки, перепачканныев муке. — Ясное мое (Солнышко! — Мама! — отчаянно крикнулаТина Васильевна. — Мама! — повторяла она, прижимаясьлицом к пополневшему лицу матери. Юрка, воспылавший ребячеьй ревно стью, оттаскивал Тину Васильевну за фалду короткого пальто. У Нади по улы бающемуся лицу бежали светлые сле зинки. — Как этот парнишка испугал! Обе«- . памятела совсем, — бормоталасреди по целуев, слез, об’ятий миссис Гаук, почув ствовавшая себя прежней Тиной, простой русской девушкой. — Умерла, говорти, бабушка, ну, я и подумала... — Умерла! — убежденью повторил Юрик. — Кончилась бабушка Авдотья Митрев- иа, — вздохнула мать. И вдруг, взглянув на Юрика, с запинкой спроисла: — Ты это не обо мне ли подумала...что умер- ла-то? Их оставили вдвоем. — Я тебе покаяться должна,— смущен но утирая лицо фартуком, начала мать. — На сороковом году замуж вышла. Юрка-то ведь мой. А Надя — мужа, Андрея Рома новича дочь. От первой 'жены. Тебе писать неловко было. Здесь у нас не осудят, а там, поди, все по-старинке смотрят. Боя лась, как(бытебеконфузу какоогне было... РАЗГОВОР О ПРОФЕССИИ На столе накрахмаленная до хруста, наглаженная до блеска скатерть. На ска терти — растегай с максуном, студень, блюдо с темнорозовыми ломтями арбуза, кувшин с домашним пивом. В пене плава ют кустки сот и горьковато-сладкиеизю мины. Но человеку, вернувшемуся из Амери ки, не к лицу открыто выражать свое удивление. Даже если оно вызваноприят ным превращением близких родственни ков, нищей деревенщины в прошлом,во владельцев приличной благоустроенной квартиры. Тину Васильевну усадили между ма терью и братом. Но Марье Родиоонвне не сидится. Она то и дело встает, бежит па
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2