Сибирские огни, 1940, № 2
ла — и это достоинство несомненное. Достоиснтво еще в другом: искусство дол жно быть вынесено на улицу, в народ, в толпу, и это они делают, правда, очень уродливо, но это простить можно. Они мо лоды... молоды!» Особо выделяет Горький Маяковского. Помогает ему устроить издание китайки стихов в издательстве «Парус», привле кает к сотрудничеству в: «Летописи» и .«’Ногой жизни». —- Поэт. Большой поэт, —/ убежденно говорит он. На литературных суждениях молодого Маяковского лежит весьма заметын й реф лекс знаменитой желтой кофты. В них многое идет от полемическогозадора, а не от строгой и продму ан ой системы взглядов. 1 все же в них многои верного, и здорового. Одно из основных положений футуризма:«слово — самоцель» Маяков ский толкует по-своему, отвергая ■узко- формалистическоеего понимание: «Нам слово нужно для жизни. Мы не принз аем бесполезного искусства». В 1914 году, рецензируя отчетные выстваки Училища живописи, ваяния и зодчества, ой при зывает «вернуться к изучению народною творчества», «итги от 'живши, а не от карит». Он издевается над художниками- конструктивистами, которые «из хороших и нужных проволоки жести делают не нужные сооруженьица». И совершенно закономерно он вскоре сбрасывает жел тую кофту, с издевкой об’явив в лицо улюлюкавшим критикам: «Желтая кофта нужна, ’былавам, а не мне!» Маяковский дразнил ею литературного обывателя, как' торрзадор дразнит быка своим красным плащо.мРаздразнив, он ее отбросил н взялся за шпагу. НАКАНУНЕ Мнр, который рисует Маяковский в .своих доревоюлцион ых стихах, страшен и отвратителен. Он наполнен людьми-уро- дами, потерявшими всякие человеческие качества, людьми, искалеченными-капи тализмом. Среди действующих лиц траге дии «Владимир Маяковский» — человек без глаза и ноги, человек без уха, человек без головы, женщины — со слезинкой, слезой и слезящей. В сатирических сти хах — заплывший жиром обжора, на брюхе которого дети могут играть в кро кет, угрюмые судьи, уничтожившие все живое в солнечной стране Перу; ученый, сохнущий над трактатом «О бородавках в Бразилии». И самое отвратительное в этом образе ученого не то, что это «не человек, а двуногое бессилие», а его равнодушиек -жизни: «ему не иуда» что растет человек глуп и покоерн: вер за то он может ежесекундно извлекать квад ратный корень». В том-то и сила Маяковского,что он не мо-г пройти равнодушно мимо уродства, мчвш слез• и страданий. Трагиечски оди нокий, метался он в счрашном мире, го товый «за всех расплатиться и за всех расплакаться». Он появлялся «цде боль, везде», с жаркми желанием помочь людям. Ибо он, -надобно Горькому, видел, что под грязью и коростами собствен ического мира не погибло в людях живое, светлое, человеческое. Мы, каторжане города лепрозория, где золото и грязь из’язвили проказу, — мы чище венецианского лазорья, морями' и солнцами омытого сразу! ...Я знаю — солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи! Мерзотсь окружающей действительно сти видели и поэты-символи-сты. Но Бальмонт, например, высокомерно отво рачивалсяот людей. Я ненавижу человечество И от него бегу спеша. Мог единое отечество —■ Моя пустынная душа. Маяковский не мог спокойно «огреть с поэтической вышки на уродства капи талистического мира. «Довольно в белых фартуках прислуживать событиям! Вме шайтесь в жизнь!» — призывал он. Но как вмешаться и помочь — он еще не знал, и только кричал с тоской и болью: «Долой!» Один из первых сборниковфутуристов назывался «Пощечина общественному вкусу». Стихотворение Маяковского «Мое к этому отношение» — карикатура на раз’евшегося фабриканта— заканчивает ся так: Я спокоен, вежлив, сдержан тоже, характер — как из кости слоновой точен, а этому взял бы да и дал по роже: не нравится он мне очень. Негодование поэта направлено по со вершенно точнмо у адресу. Но «дать по роже» —• это, конечно,далеко еще не программа действий. В дни империалистической бойни,ког да большинство поэтов охватил шовини
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2