Сибирские огни, 1940, № 2
дан клетка твоего тела!.. Пусть думать так дерако; и — скажут мне. — неверно. А я думаю так и стоюна своем. Я выше поднляголову, благодарнвозгля нул еще раз на картину и хотел было идти дальше. Как вдруг из соседнего зала до менядонесся сердитый, знакомый тено рок. Я прислушался.— это археолог строп- тиво распекал кого-то из сотрудниц! — Не люблю рассеянных людей, ба рышня, — звенел Алексей Осипыч на са мых верхних нотах, — не люблю и не понимаю... Что это значит забыть? Что у вас головадырявая? А вы возьмите блок нотик да 1 и запишите... Вот, как ® школе уроки... Вы, конечон, не бывалив армии? Плохо! Там есть такое понятие — личный план.Укаждого командиракнижечка итуда записывается но часам й минутам—, за метьте по минутам! — весь дневнойпе речень дел. Утром начальник придет: «А нули, товарищ командир такой-то, пожа луйте ваш личный план? Как вы время •свое хотите тратить?..» Вот бы и вам так... да вы не хмурьтесь. Я вам не в укор, а в дружбу. Идите-ка, давайте, и больше о забывчивостия чтобы не слы шал... Девушка пронесласьмимо меня, краснея от стыда. А следом за ней вышел и сам Алексей Осипыч и, заметив меня, всплеснул руками. — Ой, извини, Пикета! Оставил тебя одного. Ну, как, что — говори. — А я не в накладе, Алексей Осипыч, одиночествоя иногда люблю, — ответил я успокоительно. — Долж1ен признать — музей превосходен. Я видел много инте ресного. — Да. но что именно ты видел? — А, ножа,дуй, все. Он вскинлу брови, серые глазки блесну ли лукавством. — Неужели все? А ведь все — значит ничего. «Началось, — подумал я с неудоволь ствием.— Сейчас он и меня, как ту де вушку, начнет шпынятьпланами»... И я поспешно.указал на картину. — Мепяпораизло вот это. — Альпинизм? Тебя увлекают горы... Не'"плохо! — Нет, зачем же горы, — возразил я, приняв его похвальбу за насмешку. — Меня, Алексей Осипыч, увлекает идея смелости, идея преодолений. Хотелось быи в своей жизни испытать нечто подобоне и — поскорее... Ведь я — географ. Я странствовать люблю. Я не могу в четы рех стенах. Тут очень скоро покрываешь ся пылью. — Вот как! — он шагнул от меня в сторону и взглянул, как бы увидев впер вые. Покачал головой.. Проронил с гру стью. — Ах ты... Никешка-головешка!.. Значит, если бы я предложил тебе остать ся здесь, со мной, ты... — Откззалш бы, как это ни лестно, — не моргнув, ответил я. — /Каль.. И ни при каких условиях? — Ни при, каких. Немного обескураженный, подхватив ме ня под руку, он шел со мной рядом, то вскидывая,то опуская брови. Мне стало жаль его. Ведь так явственно дрогнул его голос... А что дело свое он любил — это факт. Уж пе сказал ли я лишнего?Зачем я ввернул насчет этой пыли? Ах, как бьг об’яшитъ ему ¡все ¡помягче? Неожиданно он сам помог отыскатьпод ходящие слова. Оживившись, он указална однуиз вит рин. — Взгляни-ка сюда, Пикета!.. Я посмотрел —•' на задней стенке вит рины были прикрепленыбронозвые нако нечники стрел, кинжалы, предметыобихода наших предков.В ту минуту эти красивые- вещи не интересовали меня ни мачо, и я ждал, что он окажет. — Эту коллекцию,— пачал Алексей Осипыч, — мне доставил год тому назад один паренек. Простецкий парнишка с се вера... И не как-нибудьдоставил— на па роходе там или па самолете... Более тыся чи верст он прошел ради этого на лыжах. На лыжах, Пикета! Паренек с промысло вой станции... Вот и лыжи его здесь. Я их берегу как святыню. Понимеашь? Ведь народ-то нас любит! Да... А ты говоришь— пылью можно покрыться.. Сбоку витриныдействительно стояли не большие охотничьи лыжи, обыконвенные легкие лыж®, обитые с полозьев оленьей шкуро.йЯ с уважением потрогал их паль цем и поднял на собеседника виноватые глаза. — Вот, Алексей Осипыч, — запинаясь и негромко,как всегда, когда волнуюсьп, ро говорил я, — вот я хотел бы для вас быть подобным парнем. Тысяча верст на лыжах! Привезти что-нибудь и опятьис- . че-знуть... Он молчал. Только вспомнивчто-тЬ, он озабоченно посмотрел на мои ногии спро сил скороогворкой: — Кстати, как у тебя пимы, Никеша? На. лыжах в мороз без пимов плохо...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2