Сибирские огни, 1940, № 2
Находилсяон в центре- городка, но в в таком неприглядном здании, что одинего вид способен был нагнать тоску. Голые нештукатуренные стены, четырехугольные окна, крышас безобразныкмарнизом, тол стенные водосточные трубы. Вое это напо минало дореволюционнукюазарму... А та улице было хорошо.Мороз ослаб. Дул, правда, ветерок, но не резкий. Люди шлис раскрасневшиимся лицами, расстег нув шубы и сдвинувк затылку шапки. Только боязнь насмертьобидтеь спутника заставляла меня безропотно следовать за ним, а не повернуть навстречу ветру. Алексей Ооипыч не замечал моего со стояния, моего надуотго вида и шариком бодро вкатилсяна крыльцо. Дверь открылась, мы очутилиьс в вести бюле. Ипервое, чтонас встретило здесь — это озабоченный, возглас девушки-кассир ши, известившей, что привезли ящики с вокзала и что возчики, должнобыть, ждут на чай. — Ишь ты! — неодобрительнотозвал ся Алексей Осипыч. И, сказав это, устре миляс в боковую дверь. Я огляделся. Вестибюль был чист, строг, ничего лишнего. Ширкоая лестница, с красной дорожкойковра посередине, вела во вто рой этаж, где и располагался музей. Час, в который я пришел сюда,был «закры тый»— посетителей не было. Я оказался предоставленным самому себе. Разделся, поправил галстук, невольно подчиняясь порядку, царившему здесь, поднялся наверх и пошел бродить по за лам. Пришлось сознаться, что неприглядная внешность дома отнюдь не соответствовала тому, что было внутриего. В залах свет ло, чисто, воздух свеж и на всемчувство валась любящая,заботливая, умелая рука. Экспонатовмножество. Они наполянли залы, стояли у стен и в коридорах. Но тесноты не чувствовалось.Ии одна выстав ленная вещь не- заслоняла другой, каж дая охотно отдавала себя взгляду посети теля и в то же времяне выпирала назой ливо. Что-то музыкальное, согласованное, удивитеьлно созвучное было в этой умной расстановке и спаянности вещей. Да, это только вещи, мертвыеследыис тории. Но они живут скрытрй, осмыслен ной жизнью. Они молчта только для глу хого уха и громко разговаривают на своем особом языке с теми, кто хочет их слу шать. Еслибы я был настроен иначе, если бы я пришел сюда, движимый любозна- 'тедьностыо,они, -эти вещи, прочитали бы мне целый цикл интереснейших лекцийпо географиикрая, по его геологии,истории, рассказалибы о его природе!, -населении, о полях,водах, лесах, о его селах и гороадх, о всей е-го большой напряженной жизни. Но в том-то и дело, что я упорствовал. Вещи наступали на меня, хотели говорить со мною, а я сопротивлялся. И даже придирался к ним. Они казались мне жалкимив своих стеклянных шкапах и витринах, еще большую жалость вызы вал их хозяин. Пленник вещей! — думал я об Алексее Осипше, вспоминая, как он носитяс со своими свертками, хлопочет,суетится, как от одного известия о каких-то там ящиках способен забыть все1 па свете... Нет, из всех возможныхдля меня работ занятие музееведа представилосьмне одним из са мых скучных. «Полезно!Мало ли что полезно. Из сум мы польз я хочу выбрать такую, чтобы зажгла меня как страсть... Разве это не законно?» Размышляятак, я остановился перед небольшой картиной, изображавшей под’ем альпинистов на ледник. С полонта живо дохнуло на меня и холодом девственных льдов, и прозрачным горным воздухоми, жутким мраком пропасти, ощерившейся на двух смельчаков, пробиравшихсянад са мым ее краем. Я не мог отвести от них глаз. Глубокоеволнение и симпатию вы зваливо мне обветренные, напряженные лица с плотно сжатыми тубами, с глазами, дерзкоустремленными вперед. Сколько в них было благроодства, величия и красо ты! Какое беззаветное служение однажды поставленной задаче!Какая дань увлече нию... Вот что меня трогало до слез! Вот что меняманило. . Я невольнозагрустил. Будет ли у меня своя большая цель? Сумею ли я, подобно изображенным на картине смельчакам, подобно Петру хотя бы, тик увлечьсясвоимделом,чтобыжить им одним, стать одержимым им. Или, как археолог, я буду метаться, суетиться, размениваться на гвозди, кра ску, ящики, опускаться в глубокий омут опустошающих душу хозяйственных за бот?.. Нет, я нехочу так... И я не буду так... Поруокй моя гордость.Говорят, проявить себя можновсюду. Я утверждаю — про явить себя можно там, где к тебе отовсю ду тянутся взоры, где ты, как на сцене, где творческим звучаниемохвачена каж-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2