Сибирские огни, 1940, № 2

замечательнычйеловек, герой. . Как это вам удалось с раскопками? Прямо дух за­ хватывает... — Раскопки— ерунда. Были да про­ шли,— звенел он в ответ. — II вобщеты чего-то тарахтишь, Никеша, фальшивишь. Какой я горой!.. Ох, ты мне! Не люблю. — А что на сегодня не ерунда, Алексей Осипыч? — Что не ерунда? Первым -делом зай­ цы. Сибирские матерыебеляки... Помнишь, как хаживали па зайцев! Послезавтра выхожу, и Петр,вероятно, выйдет. И ты, коли приехал. Ах, Никеша!.. Милый ты мой... Уж так-то я стосковался по полю. Как у тебя ружье? — Ружье ничего. В порядке. — Бегать на лыжах не разучился? —• Нет. А что ваш музей? Он ответил коротко: — И музей ничего. Цветем. — А вам не скучно, АлексейОсипыч?— вдруг опросил я. — Такие вы с Прохоро­ вым удивительноусидчивые люди. — Скучно! — удивился археолог. — Ковда скучать-то?.. Сегодня был в банке, вчера по окладам лазил. Краски, гвоздей, пак,ли доставил..'. —• г Алексей Осипыч, раскпоки вы пели только в Хакасюии? — Тьфу! Опять о раскопках... — Гвозди важнее? — Гвоздь — дефицитныйпредмет, Ни­ кеша. Вот я и говорю— ничего-то ты в хозяйственных делах не смыслишь. — Верно,Алексей Осипыч, это верно. — А пора бы... Пора бы смыслить. В жизнь выходишь. Да ладно, не сердись. Мне сейчас некогда.Словом, послезавтра в шесть утра. il он довесил трубку. Показалоьс, будто я и не уезжал из дома. /* ❖ * На другой день я отправился к Истру Ивановичу Прохорову: чем-то этот меня утешит?.. Петр Иванович был у себя. Один. Прие­ ма у него не было. Значит, наговроимся всласть. Пе тут то было.. Кабинет огромный, светлый, такой, ка­ ким я видел его в своем воображени . Но Петр?. Он мне показался маленьким в своем огромном кабинете и тщедушным. Это Пегр-то — с его чуть не саженным ростом и мускулатурой убежденного спорт­ смена,.. И вид у него серый,утомленный, глаза слипаются. Мне он напомнил нашего институтского швейцара после беспокой­ ного дежурства. На меня Петр едва взглянул.Кивнул головой и— все. Я смутился: — Ты что, ПетрИванович! Не узнаешь? Он посмотрелна меняприсатльно, и его бледное яйцо стало ласковее. — Просит, Никеша,— опустив глаза, сказал он. — Ты вошел—■я думал о чем- то... И сразу забыл. . В голове столько всего, что и яе удержишь. . В кабинет то и дело входили сестры в белых халатах, о чем-то тихо спрашивали, склоняясьнад столом Петра. Он что-того­ ворил им, писал. Обратно они уходили быстро, с проясненными лицами. Потом и он исчез, даже не взглянувв моюсторону. Я потянулся к шапке.Встал. И тут не­ ожиданно мне навстречу Алексей Осипыч. И с каким-то несуразно большим узлом. Я неволньо улыбнулся, вспомнив эту его привычку— вечно таскаться но городу с узлами и свертками. Посмотришь, раз­ вернше ь—■чучцло какой-нибудьредкойпти­ цы, или голова шамана из папье-маше, или настоящая древняя боярскаяшуба... А сам он сияющий. Круглое, румяное лицо лоснится. Лохматые брови свисают над глазами. Носик розоват и задорно 'вздернут.Идетон ко мне и приплясывает, Йвдет и приплясывает. И все старается по­ шире отвернуть поду борчатки. А на ногах у него новые пимы — черные в красную крапинку.И, видимо, это-то и веселит его всего больше. Я даже умиллися. Но должно быть вы­ ражение у меня при этом было довольно кислое.Он присмотрелсяко мнеи сказал: — Так вот ты какой стал, Никеша! Ну, здравствуй... Ты что-тоскучен?Петра видел? Он где? — Ушел... У него какие-то случаи. Ему не до меня,— рассеянно ответил я. — Э, брат! В больнице ему всегда не до нас... Доктор Красовский но команди­ ровкам раз’езжает, а Петр за него работу ворочает.Это давноизвестно. — Алекесй Осипыч е безмятежным видом уселся на софу и положил рядом свойузел. — На-днях привозят.,к ним кочегара с мельинцы, —■ заговорил он, то под­ нимая. то опуская заросли бровей над серыми, по-ребячьишаловливыми глаза­ ми. —Запах от него... Оказывается,сварил паром руку и дома намазалчорт его знает чем... Рука воспалилась. Красовский по­ смотрел и говорит: «Ампутировать придет­ ся»... Кочегар— откуда, силы взялись —=.